Анатолий  ПЕТРОВЕЦКИЙ. Друг Серёга. (Новелла)

Реклама

10/19/2019  19:30:27

Анатолий  ПЕТРОВЕЦКИЙ

От автора: все герои новеллы придуманы. Прошу главного героя этой новеллы не отождествлять с автором.

Друг Серёга.

(Новелла)

— Марик, она собралась ехать, — быстро произнес Сергей. — Я не хочу ей мешать. Верит, что это поможет. Договорилась с настоятельницей женского монастыря. Ее там примут на две недели. Хочет быть паломницей на молитвах и ничем не отвлекаться.   — А как она себя чувствует?   — Неважно. Но ее это не останавливает.   — Серега, так нельзя, — Марк немного подумал, а затем продолжил. — Я договорюсь в Иерусалиме с друзьями, и ее приютят. Они живут рядом со старым городом. Будет под присмотром. И на молитвы сможет ходить.   — Подожди, — попросил Сергей.   Марк слышал в трубке, как друг передавал его предложение Ирине. Долгое молчание прервалось неожиданно серединой следующей фразы.   — Как знаешь, — дрожащим голосом сказал Сергей жене и обратился к Марку. — Ира не хочет никого обременять. Пусть будет так, как она решила. Если сможешь, встреть ее в аэропорту и отправь в Иерусалим. Она вылетает из Киева 9-го числа в 14-00. Будет в Израиле примерно в пять вечера.   — Не беспокойся, я прослежу за ней.   Они еще немного поговорили о разных мелочах и попрощались.   В комнату вошла жена и удивленно посмотрела на Марка, сидящего с телефонной трубкой в руках и о чем-то сосредоточенно думающего.   -Что-то случилось, — спросила она и подошла к мужу.   — Звонил Сергей, — тихо ответил он.   — Ира? — вскрикнула Белла. — Что с ней? Неужели…   — Успокойся. Она 9-го прилетает в Израиль.   — Слава Б-гу. Ты меня напугал, — выдохнув, произнесла она. — Но разве это возможно? Ей недавно сделали операцию.   — Ира так захотела, — думая о своем, машинально произнес Марк.   — Надо будет показать ее местным врачам, — продолжала рассуждать Белла. — Она будет жить у нас. Я позвоню Майке, и она все организует.   — Ира будет жить в православном женском монастыре в Иерусалиме, — сказал Марк и начал что-то искать в своем пелефоне.   — Это безумие, — растерянно произнесла Белла. — Куда смотрит Сергей? В ее состоянии только жить в монастыре среди монашек.   — Так захотела Ира, — коротко ответил Марк.   — Да что ты все заладил «так захотела, так захотела»? — возмутилась Белла. — Совсем с ума спятили. Вы, мужики, — бесчувственные чурбаны.   Она вышла из комнаты, но тут же вернулась и с еще большей запальчивостью набросилась на мужа:   — А вдруг с ней что-то случиться в дороге или в этом «каменном мешке»? — выпалила и выжидающе посмотрела на Марка. — Без особой медицинской страховки, без достаточного количества денег, без языка в чужой стране?   — Ира так решила, — монотонно ответил Марк.   — Да ну тебя, — махнула рукой Белла и вышла из комнаты.   «Необходимо позвонить ребятам в Иерусалим и попросить посетить этот монастырь, -решил Марк. — Надо проверить условия проживания». Он тоже не понимал, почему Сергей не может уговорить жену подстраховаться? Почему отпускает одну? «Неужели Ирина решила умереть на святой Земле? — пульсировали мысли в голове, набегая друг на друга и отталкиваясь в остром неприятии. — Дуреха! Нет, этого не может быть. Она сильная и без борьбы не сдастся. Хотя… Мы сильны тогда, когда опасность далеко. А когда она совсем рядом, вот тогда…».   Марк набрал номер телефона друга в Иерусалиме.   — Эдик, привет. Есть дело. Помоги, если сможешь.   Эдика долго уговаривать не пришлось. Они были знакомы уже десять лет и всегда помогали друг другу, чем могли. Вместе заканчивали ульпан, искали первые работы, дружили семьями. Затем Эдик с семьей переехал в Иерусалим и благополучно устроился на работу почти по специальности. Это была удача, которая развела их по разным городам, но дружбу и общение не разрушила.   — Позвони мне, когда узнаешь, — попросил Марк. — Привет Наташе.   Он подошел к книжному шкафу и достал с нижней полки старый альбом, который удалось вывезти в Израиль много лет назад. Десять лет — это много или мало? Этот вопрос он часто задавал себе, но четкого ответа никогда не находил. Все зависело от сиюминутного настроения. Сейчас ему казалось, что прошла целая вечность. Марк пролистал альбом и нашел последнюю фотографию, где они были сняты все вместе: Ира, Серега и они с Беллой. Сплошная улыбка на четырех лицах заставила Марка улыбнуться.

2

Они не виделись уже более 11 лет. Последний раз встречались за полгода до репатриации в Израиль. Марк и Белла приехали в город детства, чтобы попрощаться с друзьями. Побывать на кладбище, где покоилась мать Марика. Он последний из семьи покидал Украину. Отец с домочадцами сестры уже четыре года жили в Израиле. Необходимо было привести в порядок могилку, покрасить оградку и договориться со сторожем, чтобы он, по возможности, следил за ней. В это верилось с большим трудом, но соблюсти процедуру было необходимо.   Остановились у Сереги. Не ложились всю ночь. Пили почти, не закусывая, хотя стол был завален едой.   Женщины переливали друг в друга свои переживания и ощущения, переполняясь эмоциями. Расплескивали их, освобождая место для новых ощущений. Обе работали в школе. Ира преподавала французский, а Белла — русский язык и литературу. Общих тем предостаточно, но они больше говорили о детях. К тому времени старшая дочь Беллы и Марика подарила им внучку, имя которой то и дело слетало с языка любящей бабушки. Её трудно было представить бабушкой. Молодое лицо не поддавалось годам и морщинам. Круглолицая, с задиристо вздернутым носиком, томными глазами в оправе модных очков, с бантиками тонких губ, она походила на молодую даму, застрявшую в девичестве. Некогда маленькое и тоненькое тело постепенно обрело пышность форм, которые придавали ей особую элегантность. Она знала об этом и всячески старалась подчеркнуть их соответствующими одеждами.   Белла прочно «взгромоздилась» на своего любимого «конька». Поэтому восторженные слова «Рита, Риточка, Ритуля» летали в воздухе намного чаще, чем «Света, Светочка, Светик».   — Как-то Марик снимал Ритулю на видеокамеру. Ей тогда не было и двух лет. Она посмотрела на него и так серьезно произнесла: «Дедуля, так нельзя». Подошла к зеркалу, схватила мою большую расческу, кое-как повозила по голове. Взяла помаду, не снимая крышку, провела ею по губам и спрашивает меня: «Как я выгляжу?» А затем подбежала к Марику и томно сообщила: «Деда, я готова». И что с этого чуда вырастит?   — Маленькая женщинка, — улыбнулась Ира. — Повторушка. Значит, есть, кому подражать.   Ира тактично выслушивала гостью и изредка нахваливала свою маленькую дочь.   — Представляешь, а Светик уже пытается писать стихи. Недурно для её возраста получается.   Ира была намного моложе Сергея. Встретились они в школе. Она пригласила для беседы отца непослушного ученика, который на уроках французского языка рисовал машины. Рисовал хорошо, ничего не скажешь. Но к её предмету относился с явным пренебрежением. Так они встретились. Сергей стал приходить в школу чаще. Якобы интересовался поведением сына. Молодая, красивая, высокая, стройная учительница сына сводила Сергея с ума. Начали встречаться вне школы. Он долго боролся с собой, но все же оставил семью, детей, долгожданную трехкомнатную квартиру и ушел в одну комнату старого дома к любимой женщине. Немедля развелся, взяв на себя обязательство содержания прежней семьи. И сразу же расписался с Ирой. У неё это был первый брак.   Незаметно пробежало семь лет. Родилась Светик-семицветик и уже готовилась идти в первый класс школы.   Ира много занималась с дочерью, и девочка делала удивительные успехи. О них она пыталась рассказать Белле, но ей это удавалось сделать с большим трудом.   Незаметно разговор зацепился за предстоящий отъезд в Израиль.   — Как я вам завидую. Скоро вы сможете увидеть святую Землю! — восхищенно произнесла Ира. — Там же каждый камень имеет свою историю. И он там жил! Возможно, к ним прикасался!   — Кто? — не поняла Белла.   — Он! — продолжала с тем же чувством Ира. — Он, чье имя нельзя произносить всуе.   Белла внимательно посмотрела на подругу. По её лицу пробегали волнами радость, смирение и восторг.   — Ты веришь в Б-га? — неуверенно спросила Белла. — И когда это с тобой случилось?   — Случилось. Я долго не могла забеременеть. Где я только не лечилась! Ничего не помогало. Затем мне соседка посоветовала сходить в церковь. Я не решалась. Сама понимаешь, учительница. Старая советская закалка давала о себе знать. Но все же пошла. Поставила свечи всем святым и поговорила с батюшкой. Этот разговор я запомнила на всю жизнь. Стала посещать его проповеди и молитвы. Во мне что-то развернулось на 180 градусов. Важные и значимые вещи в прошлом стали смешными и жалкими в настоящем. А то, на что никогда не обращала внимания, заполнило всю мою жизнь. Белла, ты себе представить не можешь, насколько легче мне стало жить. А через время я забеременела и родила Светика.   — Ты уверена, что помогли молитвы? — нерешительно спросила Белла.   — Можешь смеяться надо мной, но факт остается фактом. У меня по этому поводу нет ни малейших сомнений. И ты не сомневайся.   — Да кто я такая, чтобы сомневаться в твоей вере?! — тихо произнесла Белла, а затем весело добавила. — Вот мы устроимся на новом месте, тогда и вы с Серегой приедете к нам в гости. И сбудется твоя мечта. Будешь прикасаться к любому камню и ко всему, к чему только душа пожелает!   — Твоими бы устами мед пить. Где мы деньги возьмем? Я получаю копейки в школе. А Сережа уже три месяца сидит без зарплаты. Главный инженер городской электростанции не может прокормить семью. А ему надо кормить две. Только огород и помогает. Дача превратилась в сельскохозяйственное предприятие. Вместо отдыха мы вкалываем там как рабы на бразильских плантациях. Тебе хорошо. Марик бизнесменом стал. А у нас все разваливается. Скоро совсем будет «хорошо». Уезжайте быстрее. Пусть хоть вам повезет в этой жизни. Ой, я забыла. На кухне у меня картошка, наверное, уже разварилась, — спохватилась Ира и выбежала из комнаты. Белла вышла за ней.   Сергей долго смотрел на Марка испытывающим взглядом. Молчал. Его инженерная голова будто бы строила новый механизм жизни друга в предлагаемых обстоятельствах. Она словно бы решала сложные математические уравнения со многими неизвестными, запутавшимися в его причудливых морщинах на широком плато лба. Темно-серые глаза то зажигались лампочками, словно на электронной панели, то затухали перегоревшими нитями. Круглое лицо, запыленное седеющей щетиной, было напряжено. Широкие скулы пульсировали, замирая на мгновение, а затем принимались вновь за свой необузданный танец. Затем не выдержал и вонзил электрическим разрядом слова в изорванные сомнениями мысли Марика.   — Не пойму я тебя. Добежавший до благополучия и уважения мужик, оставляет все и бросается в пропасть неизвестности. Так поступают только одержимые или дураки. Ни на того ни на другого ты не похож. Что же происходит?   — Надоело ощущать себя на обочине чужой жизни, — вяло произнес Марк.   — Это ты-то живешь на обочине?! Свой бизнес! Уважаемый в городе человек! Я убедился в этом, когда к тебе неоднократно приезжал. Все видел, все слышал. Дети твои «в шоколаде», — возмутился Сергей. — Людям помогаешь. Занимаешься своими евреями. Создал целую еврейскую империю. Государство в государстве. Здание синагоги отхватил.   — Сожгли синагогу дотла, — хмуро отрезал Марк.   — Кто? — растерянно произнес Сергей.   — Если бы я знал. Думаю, что те, кому мы мешаем жить на Украине. Мешаем быть до конца хозяевами жизни.   — Но ты ведь тоже хозяин не только собственной жизни, — напирал Сергей. — Дружбу водишь с мэром и другими властителями города. Делаешь все, что душа пожелает.   Чего тебе не хватает?   — Не поверишь, но у меня на этот вопрос нет точного ответа, — разглядывая рюмку, почти пропел Марик.   Было видно, что разговор на эту тему ему неприятен. Он поворачивал хрустальный сосуд то вправо, то влево. Затем махнул рукой и быстро выпил содержимое. Напиток был крепким. Сергей сам его делал по каким-то старым отцовским рецептам и очень гордился своим произведением. Марк на несколько секунд задержал дыхание, а затем выдохнул с характерным хрипом: «А-а-а-а». Это должно было означать одобрение. На самом же деле, только он знал истинный смысл непроизвольного выдоха.   Сергей по-прежнему смотрел на Марка с укором и недоумением. Он понимал, что затронул болезненную для друга тему, но продолжал наступать.   — Квартир несколько, машин несколько, работы навалом, — загибая пальцы, гвоздил он сознание Марка. — Ты думаешь, что там, в обетованной, тебя все это ждет на блюдечке?   — Я похож на идиота? — пробормотал Марк. — Как и все буду начинать сначала.   — Сколько тебе лет, дурак?! 48 с хвостиком? — не успокаивался Сергей. — Все эти годы ты строил себя и свою жизнь, чтобы стать уважаемым человеком. А там, начиная все сначала, без языка, знакомств и прочих прелестей, сколько тебе понадобиться времени для подъема на современный уровень? 50 или 70 лет? Не проживешь. У них там, я слышал, до 120 желают здравствовать. Возможно, к этому иллюзорному сроку и прорастешь на новой почве.   — Я все понимаю, Серега. Бывал там много раз. Все видел, — Марк на минуту замолчал, затем тяжело вздохнул и нарочито серьезно произнес вторую часть крылатого еврейского анекдота. — Но ехать надо!   Сергей развел руками. Он не понимал друга детства. Не видел ни одного плюса в его отъезде в Израиль. А минусов некуда было девать. Всегда умный и рассудительный Марик совершает непоправимую ошибку, а он, Сергей Крылов, не может его предостеречь, оградить, защитить, в конце концов. Он схватил бутылку и налил полный стакан «собственной гордости». Покрутил в руках и залпом выпил.   Марк тоже взял стакан, наполнил его, и быстро выпил.   Они, молча, смотрели друг на друга. Глаза в глаза, не моргая, словно играли в старую детскую игру, кто кого пересмотрит.   — Тебя когда-нибудь хлестали по душе грязным словом «жыд»? — выпалил Марк. — Над твоей головой висели унизительные ограничения для поступления в институт?   — Твои родители, ты, жена, дети остались без высшего образования? — не сдавался Сергей. — Все закончили университеты и институты.   — Но какой ценой? Необходимо было быть на голову выше всех остальных. И вот, что еще. Тебе когда-нибудь откровенно отказывали в служебном росте по причине «5-ой» графы?   — Мне нет. Но и тебе никто не отказывал. Сколько лет ты проработал заместителем директора? Понимаю, ты достоин, быть первым. Ну, извини. Только учти, там ты не будешь не только заместителем, но и простым трудягой. Впрочем, мести улицы тебе возможно и доверят.   — Возможно, ты и прав. Но я буду убирать землю своей страны. Да что говорить. Ты и твои дети страдали от ощущения неполноценности в «собственной» стране? А на поверку оказывалось, что далеко не «собственной». И тебе об этом напоминали на каждом шагу. Прямо и косвенно. Надоело. Хочу жить в своей стране. Тебе этого не понять.   — Это почему же не понять? — кипел как чайник на большом огне Сергей. — Меня называли и называют «кацапом».   — Сравнил. На «русского» раньше могли только из-под одеяла злобно шипеть. А на твоей жизни это никак не сказывалось. Ладно. Это глупый разговор. Знаю, что меня ожидает вначале дермо, а не жизнь. Но это будет свое «дермо».   — Неужели оно чем-то отличается от чужого дерма?   — Не знаю, но хочется верить, — Марик твердо поставил точку в разговоре. — Что мы все время обо мне? А помнишь…

3

Утром Марк с Беллой поехали на кладбище. Машину пришлось оставить далеко от входа, так как улочку перед еврейским кладбищем перекопали уже много месяцев назад. Проложили трубы и кое-как засыпали. Проехать по ней можно было только на танке. «Как же они хоронят? — мелькнуло в голове у Марика. — Неужели на руках несут такое расстояние?» Спросил об этом у сторожа, маленького худощавого старичка, и получил исчерпывающий ответ: «Так ведь уехали все евреи из нашего городка. Некого хоронить. Осталось несколько семей, но они еще молодые. Да и уезжать собираются. Так что у нас здесь заповедник, тишина и покой. Как говорится, памятник культуры и бытия. Знаменитые некогда люди здесь почивают, вечная им память. Кого изволите посетить?»   Витиеватые слова сторожа остались позади. Марк и Белла пробирались сквозь высокие, почти до колен, заросли бурьяна. Из-под этого зелено-желто-грязного покрывала еле просматривались старинные и не очень могилки. Некоторые из них смотрелись еще терпимо, а большинство вызывало горечь и сожаление. Время безжалостно расписывалось на плитах, разрушая и предавая забвению. Но были и сломанные кем-то памятники.   — Хулиганы недавно разрушили двадцать памятников, на которых была выбита шестиконечная звезда, — объяснил сторож, вынырнув из-за сломанных плит, и снова исчез.   Наконец-то добрались до могилки матери Марка. Памятник стоял крепко, но оградка покрылась ржавчиной во многих местах. Желтизна вылезала из-под старой краски, угрожая разъесть металл до конца.   — Так Вы сын Ривы Михайловны? — послышался голос сторожа где-то сзади. — Хорошая была женщина. Она спасла моего ребенка, когда работала врачом на скорой помощи. Я ухаживаю за этой могилкой, как просил перед отъездом в Израиль Ваш папа.   — Спасибо, — сухо произнес Марк.   Он стоял посреди бабушек и дедушек, теть и дядь, многочисленных родственников, рядом с матерью, которая ушла от них почти десять лет назад. Он вспомнил тот день, когда ему сообщили о смерти матери. Пока приехал в родной городок, Серега уже все организовал и даже гроб привез на собственном стареньком «Москвиче». Папа и сестра были настолько подавлены, что ничего не могли делать. «Серега, друг Серега! Как часто ты подставлял свое плечо!» — промелькнуло в голове Марика.   С фотографий смотрели родные лица. В воздухе витали их голоса, зазывая в детство и юность. «Городок воспоминаний» раздирал сердце, заставляя его биться быстрее и громче. Они навечно останутся в этой земле со своими историями жизни. А он и такие как он уедут или уже уехали в другие страны, покинув на растерзание ветров, дождей и вандалов последние островки памяти о некогда существовавших родных и близких. Конечно, о них будут изредка вспоминать и вдалеке от могил. Но достаточна ли такая виртуальная связь?   Этот вопрос мучил Марка. Он знал ответ, но вся его внутренняя суть не могла смириться с жестокой и неумолимой правдой бытия.   Он красил оградку, а Белла убирала траву, мыла памятник. Они почти не разговаривали. Каждый думал о своем, натыкаясь на непроизвольные воспоминания.   Когда Марк думал о матери, он всегда ассоциировал ее с заботой, любовью и едой. Мама и пироги, мама и кисло-сладкое мясо, мама и чудесный наполеон. Он мог бы еще пару часов перечислять эти удивительные связи, пронизавшие всю его жизнь. Но не только они искрились в его памяти. Фраза, сказанная мамой в раннем детстве непослушному Марку, убегавшему периодически без разрешения вместе с другом Серегой на речку, застряла в его памяти доброй улыбкой: «Если, не дай Б-г, утонешь, домой не возвращайся!». Он понимал, что авторство этих строк принадлежало не маме, но связал их с её добрым образом на всю жизнь и не желал ни с кем делить их гениальность и простоту. Разве можно сказать лучше? В этом была вся Рива Михайловна Раввинская.   Марк помнил и замечательные часы, проведенные вместе с мамой на старом послевоенном автобусе с огромными красными крестами на боках. Такой была машина скорой помощи тогда, в далеком детстве. Такой он и запомнил ее на всю жизнь. И маму, выходящую из машины в снег и дождь с большим железным чемоданом в руках, уходящую на вызов помогать людям. Он и себя помнил, маленького, играющего со шприцами и клизмами в холодной железной будке автобуса среди носилок и другого медицинского оборудования. Мать работала по 24 часа, а затем двое суток была дома. Марика не на кого было оставить, пока не освобождалась бабушка. Вот и ездил он по городу, набираясь впечатлений, и мечтая сесть за руль. Как тогда он хотел быть шофером! Водители менялись, но каждый из них знал о мечте малыша, сажали его за руль и давали покрутить заветную «баранку». Почему они называли руль «баранкой», мальчик не понимал. Он хорошо знал баранки и бублики и не мог представить, как возможно использовать их в машине. А затем мама завозила «шофера» домой и передавала эстафету воспитания бабушке.   Марк посмотрел на могилку бабушки Фиры. С маленького камня смотрела на него старушка в белом платочке. «Бабушка, бабуля», — прошептал Марк.   — Ты что-то сказал? — спросила Белла.   — Тебе показалось, — вяло ответил он.   — Знаешь, что я вспомнила? — улыбнулась Белла. — Мы впервые приехали к твоим родителям после рождения Катюши, и пришли в гости к бабушке Фире. Она посмотрела на малышку и сказала: «Она будет большим человеком!»   Марк вспомнил другое. Когда он отправлялся на очередной школьный, а затем и институтский экзамен, совершался некий ритуал. Бабушка говорила: «Пусть будет так, как мы хотим!». А Марк должен был спросить: «А как мы хотим?». На этот вопрос бабушка Фира отвечала: «Что бы было все хорошо и отлично!» После этого он спокойно шел на любой экзамен и сдавал его успешно.   Покрасив оградку и убрав другие могилки, Марк и Белла собрались уходить. Но Белла вспомнила:   — Ты же хотел снять могилки на видеокамеру.   — Совсем забыл. Спасибо, что напомнила.   Он вымыл руки и взял камеру. Через окуляр в последний раз пробежали знакомые лица, фамилии, даты жизни и смерти. Родные и близкие смотрели на него, улыбаясь, спокойно, с достоинством, как и жили когда-то. Они не выражали обиды или разочарования. Застыли в своих эмоциях, оставив игру чувств живым. Последние должны решать сами — отрывать себя или нет от этих могил. Осиротевшее кладбище не оставляло никаких сомнений в результатах выбора. И никто не вправе осуждать этот нелегкий выбор. Кроме…   — Пусть им земля будет пухом, — пробормотал Марк, и они направились к выходу из «Города воспоминаний».   На обратном пути, проезжая по полупустым улочкам родного города, Марк невольно отметил: «Чужое, все чужое…»   — В этом доме когда-то жили твои двоюродные братья, — воскликнула Белла.   — Жили. Сейчас они живут в Америке.   — А здесь — бабушкина сестра Сара Витухновская с детьми, — продолжала она, как будто играя в «узнавания».   — В Германии, — криво улыбаясь, ответил Марк. — А в этом некогда солидном особняке проживал доктор Заславский со своей огромной семейкой. Он давно уже отдыхает на кладбище, а детишки разбрелись по всему свету. Только Мишка застрял в Санкт-Петербурге. Правда, у него там почти своя клиника. Перебивается, несчастный, с «Вольво» на «Мерседес 600».   — Как же убого выглядит город! — изумлялась Белла. — Серый, грязный, пустой. И люди такие же. Где солидные и степенные мужики? Куда пропали пышные дамы в скверах и парке? Где прячется былая жизнь и радость каждого дома и дворика? Куда все исчезло? Нет, не прав Серега. Ехать все же надо.   — Но ты же живешь в другом городе, в других условиях, в совершенно ином окружении! — возразил Марк. — Чего тебе-то не хватает?.. Да и мне тоже?..   Они подъехали к старому отцовскому дому, который был продан более пяти лет назад. Сколько поменялось хозяев за это время, Марк не знал. Но старый забор, до боли знакомый почти с пеленок, по-прежнему окружал большой двор и полуразрушенный дом. Новенькие строительные леса вцепились в старую кладку, местами замененную новым кирпичом. Дом ремонтировали, перестраивали, резали по живому. Сад был запущен и зарос высокой травой. «Сиротствуешь, брат», — подумал Марк и открыл калитку. Они вошли во двор. Старый сарай по-прежнему серел в глубине большого сада. Когда-то он был двухэтажным и они с Серегой играли на втором этаже среди старинных вещей, от которых уже отказались, а выбросить не решались. Чаши, тазы, ведра, доисторические настенные часы и корыто для стирки белья. В нем они сидели и крутили маленькое колесо от поломанного детского велосипеда. Это был штурвал самолета. Они воевали со злыми немцами, непременно побеждая коварного врага. Иногда их «самолет» загорался и «летчики» вынуждены были выпрыгивать из «горящей боевой машины на парашютах» Парашютами служили старые тряпки, которых в сарае было вдоволь. Они с Серегой прыгали со второго этажа вниз, чем приводили взрослое население двора в агрессивный ужас. Их ругали обидными для летчиков словами. Иногда попадало и пыльным веником.   Через проемы от некогда красивых рам и резных наличников окон видны были полуоборванные обои, наклеенные когда-то Марком и отцом во время последнего ремонта. На потолке висела все та же люстра, которой исполнилось уже более сорока с лишним лет. Отец с болью в сердце оставил ее новым хозяевам. Когда-то это была гордость семьи. Он привез это «чудо» из Киева, добираясь, домой на перекладных. Пять рожков держали устремленные вверх матовые плафоны, на которые неоднократно покушался Марк в детстве, играя в доме с мячом. Это была первая богатая послевоенная покупка, которую старались сберечь как можно дольше в память о приходящем в семью благополучии. Своеобразный талисман, который не смели менять в последующие годы. Даже тогда, когда интерьер комнаты менялся и становился все более современным. «Вот мы и встретились, старушка! — подумал Марк. — Встретились, чтобы навсегда расстаться. Пожелай мне счастливого пути и прощай».   Он повернулся спиной к развалинам былой жизни и быстро пошел к выходу. Белла вздохнула в очередной раз и молча пошла вслед за мужем.

4

Марк закрыл альбом. Медленно встал и подошел к зеркалу. На него смотрел немолодой человек, «посеревший» внешне и «поржавевший» внутренне. Некоторые запчасти в организме не мешало бы поменять или обстоятельно отремонтировать. Устали, износились, начали капризничать. Волосы старательно «пропололи» года и посыпали серой придорожной пылью. А дорог в его жизни было много. Легких и совсем наоборот. Поливало их весенним дождиком первых разочарований, порошило снежком неожиданных трудностей, обмораживало холодом измен и предательств, ласкало утренним солнышком первых любовных проб, затапливало нахлынувшими чувствами непрошеных страстей, обливало грязью человеческой молвы. Чего только не было.   Животик, однажды появившись, никак не желал покидать хозяина. Более того, с каждым годом увеличивался и грозил превратить некогда стройного спортивного юношу в подобие сказочного колобка. До этого кошмара было, конечно же, еще далеко. Но темпы собственного «распада» не на шутку угнетали. Сколько раз он давал себе слово начать занятия спортом! Впрочем, столько же раз об этом решении благополучно забывал.   Подобная игра желаний, эмоций и благих намерений с ленью «залежавшегося мужика» продолжалась не первое десятилетие. Вот и сегодня Марк констатировал в очередной раз последствия собственного бездействия. Вздохнул обреченно и лег на диван. Как и всегда дал себе слово больше не обращаться в «королевство кривых зеркал».   Последнее время жизнь приобрела серые краски, радуя или огорчая незначительными оттенками. Дети выросли и жили отдельно. Приходили не часто, так как много работали. Внучка забегала каждый день, но для решения собственных надобностей, которые с каждым годом становились более дорогими. Но разве могло это огорчать бабушку и дедушку. Они резво выпрыгивали из собственных возможностей, чтобы только угодить любимой внучке.   Последние десять лет жизни в Израиле оказались не такими интересными и плодотворными, как предыдущие десятилетия. Не сложилось, не срослось, побежало совсем другими путями-дорожками. Надо было перестраиваться и не всегда в лучшую сторону. Утешало осознание того, что ты не один такой. Хотя когда-то думалось, что «ты — один такой»! Приятная глупость, от которой необходимо было избавляться. Привыкать к другой действительности собственного бытия. Марк часто вспоминал свой последний разговор с Сергеем. Несомненно, друг был в чем-то прав. Но это не огорчало. Заставляло философствовать о первичном и вторичном. Что же именно являлось таковым на самом деле.   Работа не приносила особого удовлетворения. Даже наоборот. Раздражала бесполезностью растрачивания собственных сил. Вроде бы ты чем-то занят. Времени свободного почти нет. И в то же время, оглянувшись, не видишь ничего существенного, чем можно было бы гордиться. Ну, хотя бы, «зауважать» себя любимого, как частенько случалось ранее. Иногда хотелось, «чем-то» удивить окружающую среду, доказать, — на «что-то» еще способен Марк Раввинский. Но, увы! Желания никак не находили общий язык с конкретной действительностью и тихо бурлили где-то глубоко внутри, периодически вырываясь на поверхность. В этот момент активность Марка зашкаливала. Ему действительно удавалось что-то сделать яркое и интересное. Но продолжения это «яркое и интересное» не имело. Как всегда не хватало «того», не было «этого». Столкновение с множеством «не» заводило пылкость и еще не бездыханное самолюбие в липкое лоно успокоения. Внимание переключалось на повседневную рутину, и Марк затихал до нового приступа небывалой активности в столкновении с нею. Он ни о чем не жалел. Просто жил, как жилось.   Белла, как и прежде, не работала. Вначале занималась внучкой и домом. Затем только домом. Они мало общались, находясь вдвоем дома. Иногда ругались по пустякам, таким образом, разнообразя свое времяпровождение. Марк больше сидел за компьютером, то работая, то гуляя в «паутине». Белла много читала и пристрастилась к телевизору, который когда-то игнорировала. Теперь же сериалы заняли в её жизни довольно значимое место. Это не раздражало Марка. Он и сам был не прочь посмотреть что-нибудь новенькое и не очень банальное. Но подобный образ жизни оповещал колокольчиками о новых и не совсем желанных тенденциях. Как-то активно им сопротивляться уже не хватало сил и особого желания. Что-то устраивало и одновременно протестовало внутри. Цели безнадежно размылись и потеряли остроту необходимости. Не хотелось терять «себя прошлого» и обретать «себя нынешнего». А о будущем страшно было подумать. «Неужели закат тебя настиг? — вяло вертелось в голове. — А душа-то еще цепляется за молодость!» От подобных ощущений становилось не по себе. Порою, даже невыносимо.   «И все же тебе не так плохо, как Ире, — пронеслось в голове. — Не дай Б-г, конечно».   У неё неожиданно обнаружили рак груди в тяжелой форме. Почему раньше не обратила она должное внимание на то, что с ней происходило, было непонятно. Скорее всего, боялась идти на проверку. Или предчувствовала неладное. Да и Серёге сказала, когда болезнь была уже в разгаре. Необходимо было срочно делать операцию. Но прежде Ира должна была пройти несколько курсов химиотерапии. Серёга повез ее в Киев. Продал все ценное, что у него было, и положил Иру в платную клинику. Денег катастрофически не хватало. Марк выслал ему, сколько мог. А мог он очень мало. Жизнь в Израиле основательно «опустошила» карманы, а ежемесячных заработков еле хватало на жизнь.   Помог друг из Канады. Серёга ранее работал вместе с ним на электростанции. Подружились семьями. В перестроечные годы Матвей занялся бизнесом, ушел с должности начальника отдела снабжения, а затем неожиданно уехал в Канаду. Они поддерживали отношения все эти годы. Когда Матвей узнал о том, что происходит с Ирой, сразу предложил свою помощь. Он оплатил половину расходов на лечение и операцию. Серега хотел продать свой дом и хоть частично отдать друзьям деньги, но Марк не позволил ему это сделать.   — Дурак! Не смей. У тебя растет дочь, — кричал он в трубку. — Хочешь превратиться в бомжа? О семье подумай».   — Марк, я никогда не заработаю таких денег, — оправдывался Сергей. — Как я смогу вам отдать?   — А кто тебя об этом просит? — возмутился Марк. — Жену спаси, а затем будешь думать, как рассчитываться с друзьями.   После нескольких курсов химиотерапии Ире сделали операцию. Вроде успешно, но никто никаких гарантий не давал. Врачи боялись, чтобы не было никаких осложнений. Её выписали, но Ира должна была находиться в домашней спокойной обстановке. Не поднимать ничего тяжелого, хорошо питаться и получать только положительные эмоции.   И вдруг она принимает решение отправиться паломницей в Иерусалим!   «Как могло ей прийти такое в голову практически сразу же после операции? — задавался этим вопросом Марк и не находил разумного объяснения. — Неужели настолько прониклась религией? А может это и есть та самая волшебная палочка, традиционная соломинка, за которую можно схватиться?»   Марк взял книгу и попытался читать. Не очень получалось. Мысли как тараканы расползались в разные стороны, оставляя тяжесть в голове и неприятные ощущения во всем теле. «А может она права? — бурлило в Марке. — Врачи врачами, а духовное начало надежней? Даже если это и не совсем так, то вера и надежда на помощь Всевышнего, исцелили многих. Кто знает, где истина?»   Зазвонил телефон. Трубку взяла Белла в другой комнате. Она вбежала и с порога произнесла надломленным голосом:   — Это Серёга. Там что-то произошло.   Марк взял трубку.   — Что случилось, Серёга? Прошло всего четыре часа, как ты мне звонил.   — Все отменяется. Ире стало совсем плохо и её забрали в больницу, — тихо произнес Сергей. — Я там был. Сейчас кое-что возьму дома и снова еду в больницу. Судьбу не объедешь околицей. Но почему именно нам такая «нелегкая» досталась?! Извини…   Марк услышал, как заплакал друг. Сергей молчал, а затем в трубке забились гудки.   Белла подошла к мужу, заглянула ему в глаза и увидела влажный блеск. Ничего не спросила и не промолвила ни слова.   Марк обнял жену. Они стояли так долго. Мимо бежала жизнь, чужая и собственная, оставляя за собой кому радость, кому горе, кому гнилое существование. А кого-то покидала навсегда. Стало душно. Они подошли к окну и посмотрели на окна соседских домов, почти нависших друг над другом. Темнело. В каждом светлом огоньке бурлила жизнь. Не важно, какая. Главное, что она была. Марк нежно отстранил жену, подошел к выключателю и зажег свет.   — Да будет свет! — грустно произнес он.   — Да будет жизнь! — тихо продолжила Белла.

2006 год

Анатолий  ПЕТРОВЕЦКИЙ

 

Посмотреть также...

«ТЕРРОРИСТОВ ЖДЕТ ВОЗМЕЗДИЕ И ЗАБВЕНИЕ» — ПУТИН

03/25/2024  13:05:02 Лазарь Данович В связи с терактом в Москве, в концертном зале «Крокус сити …