Театр маслом

Ее детство прошло в Переделкино в компании Мандельштама и Чуковского, юность – в мастерской художника Роберта Фалька. Татьяна Сельвинская писала маслом спектакли для «Ленкома» и «Таганки», а ее картины украшают залы Третьяковки.

Ее отцом был известный поэт и прозаик Илья Сельвинский – он на равных участвовал в поэтических дискуссиях с Владимиром Маяковским и писал пьесы, которые ставил Всеволод Мейерхольд. Маленькая Татьяна не раз бывала с отцом в Доме писателей в Лаврушинском переулке. Летние же месяцы вся семья проводила на даче в Переделкино, где в близкий круг общения входили Вера Инбер, Осип Мандельштам, Корней Чуковский и семья Пастернаков.

Рисовать Татьяна начала, когда ей было два года. С семи лет отец стал водить ее каждое воскресенье в музеи: Третьяковку, Пушкинский, Музей западного искусства. Выступая ее личным экскурсоводом, он рассказывал ей про художников и их картины. Когда девочке исполнилось 11 лет, Сельвинский отправил ее обучаться живописи в мастерскую Роберта Фалька. Сельвинские и Фальк жили в Москве неподалеку друг от друга, так что несколько раз в неделю – два года подряд – Татьяна ходила на уроки к Фальку.

Затем началась война. Два года вместе с мамой и сестрой Татьяна провела в эвакуации. После войны занятия живописью возобновились. И вдруг Фальк, несмотря на свое сложное материальное положение в ту пору, наотрез отказался брать с отца Татьяны плату за ее обучение. Чтобы как-то поддержать мастера, Сельвинский заказал ему две картины дочери. Позже, со слов вдовы Фалька, Татьяна узнала, что мастер перестал брать с нее деньги, когда увидел ее талант.

К своему первому учителю Сельвинская всегда относилась с большой теплотой, хотя порой отмечала, что сам факт обучения у Фалька несколько осложнил ее жизнь на определенном этапе. «Ведь его считали “формалистом”, за что при Сталине, впрочем, как и при Хрущеве, он и был “в загоне”, – объясняла она. – Меня дважды не принимали в Суриковский институт. Не потому что я ученица Фалька, а потому что в каждой работе чувствовалось, что я им обучена».

С третьей попытки в художественный институт Татьяне поступить все же удалось – она закончила его в 1953-м, правда, по специальности сценографа, а не живописца, как изначально планировала Татьяна. История со специальностью произошла после третьего курса. В качестве летнего задания студентке поручили написать жанровую картину – она же написала портрет. В наказание за своеволие ее и «сослали» на театральное отделение. Это была настоящая драма – со слезами и рыданьями, но уже спустя полгода Татьяна поняла, что ей несказанно повезло. По ее словам, она на протяжении всей жизни потом благодарила небеса за то, что случилось именно так, а не иначе. «Везение» заключалось в основном в наставниках, которыми она считала Александра Тышлера и Михаила Курилко.

Уже через год после окончания института девушка была принята в московский Союз художников, но устроиться на работу не могла целых три года. По словам Сельвинской, способствовали этому разговоры старших коллег о ее бездарности – впрочем, любила говорить она, возможно, их слова и не были столь уж безосновательны. «Как-то, посмотрев на мои портреты того времени, Фальк произнес: “Очень хорошо. Но больше ничего не пиши, пока не потянет”», – вспоминала художница. Однако в итоге Сельвинская получила приглашение поработать в одесском театре – там она оформила спектакль «12 стульев», принятый и критиками, и зрителями на ура. Присутствовавший на спектакле Михаил Светлов был в восторге от ее работы по оформлению спектакля: он даже назвал Сельвинскую «лучшим художником Союза советских писателей». С того момента отбоя от заказов на оформление театральных постановок уже не было.

Более того, многие театры тут же поспешили пригласить ее на должность главного художника, но Татьяна всем вежливо отказала, опасаясь, что не сможет уделять время живописи. По ее словам, это спасло ее творчество от социалистического реализма. «Я никогда ничего не боялась, но раньше подсознательно перед каждой выставкой происходило фильтрование собственных работ по идеологическому принципу “примут не примут”. Мне это всегда казалось унизительным. Тогда я решила совсем не выставляться и с головой ушла в театральную работу», – рассказывала она. Впрочем, театр и живопись в ее жизни переплетались всегда: неслучайно один из терминов, введенных Сельвинской, звучит как «драматургия цвета», потому что цвет выбирался ею не по красоте, а по смыслу. «В театре я − живописец, а в живописи – театральный художник», – так говорила о себе она сама.

В общей сложности Сельвинская оформила около 200 спектаклей: в «Ленкоме», МТЮЗе, «Мастерской Петра Фоменко», Театре на Таганке, а также театрах Вахтангова и Ермоловой. Полностью сконцентрироваться на живописи ей удалось, пожалуй, только в XXI веке, когда работать с декорациями она не могла уже физически. Критики отмечали, что в живописи Татьяна Сельвинская обладала чутким взглядом и не боялась экспериментов с формой и цветом. Зрители же ощущали в ее работах невероятную страсть к жизни и любовь к окружающему миру. Вообще ее энергия и самоотдача восхищали многих: ни дня без картины – казалось, это был лозунг Сельвинской в последние два десятилетия. «Самый большой страх в моей жизни, что у меня закончатся идеи», – признавалась она. Но идеи все возникали и возникали – и каждый раз она озвучивала проекты на годы вперед.

Сельвинская провела более 100 персональных и коллективных выставок, она – автор более 700 портретов и 3000 картин. Ее работы хранятся в музеях многих городов России и в частных собраниях в США, Германии, Франции и Швейцарии. Кроме того, она воспитала целую плеяду талантливых учеников, среди которых такие современные театральные мастера, как Станислав Бенедиктов, Ксения Шимановская, Ирина Балашевич и многие другие. Все они говорят, что театр им «открыла именно Тата».