05/15/2024 12:32:44
Нацистский солдат отбирал открытки и письма у евреев в Люблине. Через 80 лет их нашла его внучка. И вернула награбленное потомкам жертв Холокоста.
«Я знала, что мой дед воевал за вермахт во время Второй мировой. Но что именно он делал и в какой части служил, в нашей семье не обсуждали», – говорит Карла Маккейб, сама родившаяся уже в 70-е в ГДР.
Когда ей было 18 лет, дед умер. В наследство от него Карле достались бумаги и документы, в том числе обширная коллекция марок и пачка из 36 открыток.
Все открытки в графе адресата имели одно место – люблинскую йешиву Хахмей, и часть из них была написана на идише. «Я смотрела на еврейские буквы, которые не могла прочесть, и не понимала, как эти открытки оказались у нас дома, но чувствовала, что за ними стоит нечто очень важное», – делится Маккейб. С этого открытия началась почти детективная история, которая пролила свет на темное прошлое одной немецкой семьи и позволила, спустя многие годы, восстановить справедливость.
Найденные открытки вынудили Карлу начать поиски. Она стала запрашивать в архивах информацию о деде. «Как и многие другие восточные немцы, выросшие в 1980-х годах, Карла чувствовала себя подавленной бесконечным молчанием своих родителей, бабушек и дедушек о Холокосте и деятельности членов семьи в годы войны. Признавать нацистское прошлое своих предков в коммунистическом ГДР было не принято. В отличие от Западной Германии, которую еще в 1968 году потрясли студенческие протесты – связанные в том числе с чувством вины за войну», – пишет Шира Ли Бартов, журналист еврейского новостного агентства JTA, который брал у Карлы Маккейб интервью.
Путем долгих изысканий женщине удалось выяснить, что Люблин фигурировал в открытках неслучайно. Ее дед служил в одной из частей, расквартированных в этом городе на востоке Польши. Второй зацепкой стали марки. Дед Карлы начал собирать их еще до войны. По ее словам, он гордился ими как «самым дорогим имуществом». Первый альбом с редкими марками он собрал еще в начале 30-х годов, а затем их количество выросло до нескольких увесистых папок, где были марки самых экзотических стран и разных годов выпуска. «Именно марки на люблинских открытках привлекли его внимание. Сами открытки, как и их содержание, вряд ли были ему интересны», – вспоминала Маккейб. Она выяснила, что с большой долей вероятности дед получил их осенью 1939 года – когда вместе с другими нацистами участвовал в уничтожении еврейского квартала города и разграблении йешивы Хахмей.
До начала Второй мировой войны Люблин был одним из основных центров еврейской жизни в Европе. Считают, что первые евреи обосновались в этих местах еще в начале XIV столетия. Веками их присутствие росло. В 1939 году община насчитывала уже больше 40 тысяч человек – около 40% от всего городского населения. Вот почему именно в Люблине родился самый амбициозный еврейский образовательный проект того времени – йешива Хахмей, которой предстояло стать самой крупной йешивой в мире.
Ее основателем был 36-летний раввин Меир Шапиро. В 1923 году этот энергичный человек, который родился в Австро-Венгрии, но позже обосновался в Карпатах, выступил с идеей создания масштабной религиозной школы. Свое предложение он озвучил на всемирном съезде евреев-ортодоксов в Вене, а местом йешивы предложил Люблин. Уже годом позже в фундамент будущей школы заложили первый камень. Официальное открытие состоялось в 1930-м, в церемонии приняли участие около 20 тысяч человек. Но хотя школа и заработала – достроить ее до конца не удалось до самого начала войны.
«Строительство на улице Любартовской семиэтажного здания, одного из самых высоких в Люблине, окруженного прекрасным садом, стоило свыше 300 тысяч злотых. Вплоть до своей внезапной смерти в 1933-м Шапиро годами искал спонсоров», – писал польский историк Конрад Зелинский. Результатом многолетнего сбора пожертвований в Польше и за границей стали десятки тысяч долларов на содержание йешивы, а также до 40 000 манускриптов и старинных книг, ставших основой ее библиотеки. Как писала одна из газет того времени: «Шапиро удалось удачно сочетать методы чуть ли не американской рекламы с еврейскими традициями».
«При выпуске студентов подвергали строжайшим экзаменам, которые предполагали знание наизусть сотен страниц Талмуда. Большинство учащихся были родом из городов центральной и юго-восточной Польши. Но принимали также заявления абитуриентов из-за границы – главным образом из Чехословакии, Венгрии, Германии и Австрии. За обучение и проживание в прекрасно оборудованном интернате платили только студенты из состоятельных семей. Бедные получали стипендию и освобождались от оплаты. Пятилетнюю программу обучения школы составляли семь раввинов из числа выдающихся польских знатоков Талмуда», – описывал устройство йешивы Зелинский.
Нацисты оккупировали Люблин осенью 1939 года. Позже он стал одним из самых мрачных символов Холокоста – больше 90% евреев, населявших этот город, погибли. Йешива Хахмей прекратила свое существование в первые же месяцы оккупации. В здании обосновалась немецкая военная полиция. Часть библиотеки сожгли на городской площади. Нацистский офицер-очевидец писал, что манускрипты бросали в огонь под звуки духового оркестра – и под плач евреев. При этом большую часть книг захватчики попросту разворовали. И среди тех, кто занимался грабежом, вероятно, был дед Карлы Маккейб.
«Я знала, что открытки могут представлять ценность. Что это носители важной информации. Я обращалась в еврейские центры по всему миру, писала общинам – но, увы, никто не проявил интереса», – рассказывала она. Но примерно год назад Маккейб нашла в интернете объявление. Некто Петр Лазарук, историк из Люблина, просил помощи в поиске манускриптов из люблинской йешивы. К тому моменту ему уже удалось найти больше 850 книг со штампами библиотеки. Лазарук заносил их в цифровой архив. Но, по его словам, вернуть большинство из найденных экспонатов не было никакой возможности – они находились в частных коллекциях.
Лазарук начал свою работу по поиску книг в 2003 году – когда здание йешивы Хахмей вновь вернули еврейской общине Люблина, в которой было на тот момент всего около 40 человек. Многие десятилетия в здании располагалась медицинская академия. Маккейб написала Лазаруку – и, по ее словам, впервые за много лет «увидела искренний интерес» к своим артефактам.
В апреле 2024 года она привезла открытки в Люблин и передала их историкам и членам еврейской общины. Тексты открыток перевели с идиша и опубликовали в интернете – и тогда евреи со всего мира стали опознавать в отправителях своих предков, многие из которых погибли в годы войны. «Цви Гроссман, специалист по недвижимости из Израиля, был ошеломлен, когда узнал имя своего дяди, Шломо Давида Гроссмана. Тот был учеником йешивы и отправил открытку в 1933 году. Цви признался, что в письме его поразил тон дяди – “такой серьезный, хотя ему было всего 19 лет”», – пишет журналист Шира Ли Бартов.
Подобные эмоции испытала и Тоби Орландер из Антверпена: ее предок Меир Ламит отправил открытку самому раву Шапиро. В ней шла речь о приобретении книг для библиотеки йешивы – в те годы Ламит путешествовал по Европе, чтобы добыть ценные манускрипты для люблинского собрания. «Это словно протянуть ниточку из прошлого в наше время. Из темноты вдруг увидеть лица предков», – сказала Ивона Ламит, координатор еврейской общины Люблина. По ее словам, открытки станут основой новой библиотеки еврейского центра в Люблине.
Но не меньшее потрясение испытала и Карла Маккейб – когда увидела, как через открытки 80-летней давности люди находят сведения о своих семьях. «Это не пожертвование и не подарок, – подчеркнула она. – Это возвращение того, что было нечестно присвоено. Это возвращение домой».