Есть только миг…

10/09/2019  17:16:3

Менахем Вайнбойм

Я хорошо помню бабушку Хейвет. Она – одно из самых приятных воспоминаний детства. Такие воспоминания не обманывают. Раз в год она становилась серьёзной и очень занятой. «Потом…» — говорила она мне на мягком идише, продолжая  читать порядком затрёпанную небольшую книгу. Никто не хотел объяснить мне, что происходит. Уже подростком я понял, что этот день записан только в еврейском календаре, и отмечают его тоже только евреи.

В доме не варили, столы не накрывались, детям давали холодную еду, и это было очень непохоже на местечковую семью, где кормление ребёнка было одним из самых важных дел еврейской мамы. Нежелание есть воспринималось как приближение какой-то страшной болезни. Немедленно устраивался поход к местному легендарному доктору Вайнштоку, и тот, привыкший к страхам за ребёнка, успокаивал и говорил, что ребёнку нужен «щадящий режим». Что это такое – наши мамы, выросшие на идиш и румынском, не знали, и тогда Вайншток объяснял, что организм очищается, и надо дать ему время на саморегулирование. Доктор был, несомненно, не только врачом для детей, но и психологом для родителей. Они успокаивались на несколько дней. За это время аппетит возвращался, а доктор Вайншток ещё больше возносился в своей и до того непоколебимой славе.

Происходящее в тот день скрывалось от соседей-неевреев и властей – для нашей же безопасности. Это впиталось с материнским молоком: нельзя доверять им и надеяться тоже. Мы живём своей жизнью, и чем меньше они будут знать о ней, — тем полезнее для всех. Правила были просты и понятны: «мы зихт унц – нас ищут», а поэтому не лезь на рожон. Не лезли.

Но эти  дни были особенными. Мы видели немного тревожное выражение лиц родителей.  «Йомкипер», — слышалось изредка незнакомое слово. Произносилось оно на одном дыхании и одним словом. Потом уже нам стало известно, что это два слова: «Йом кипур – Судный день».

Мы вырастали, уезжали учиться в далёкие города, женились, рожали, работали, начинали думать о возможном отъезде из СССР, но никогда не теряли почтения к Судному дню. Не все могли его соблюдать, но старались не забыть, хотя бы в разговоре с другими евреями или звонком родителям.

Сегодня нет надобности прятаться и маскироваться. В Судный день жизнь в Израиле замирает. Только евреи в молитвенных облачениях (талитах), звуки молитв из синагог да вопли детей на велосипедах на улицах без машин напоминают о существующей и продолжающейся  жизни. Я сижу дома, читаю газеты, что сумел собрать, время от времени думаю, что пост в такую жару (без воды) уже не для меня, но ничего не могу с собой поделать: хочу быть частью общего.

И ещё я вспоминаю, что в эти дни просят прощения у тех, кому ты досадил или навредил. В голове выстраивается список тех, кто должен извиниться. Министерство образования могло бы извиниться перед родителями за несовершенность системы и за медленное её изменение: «Родители всего Израиля, извините!» Правительство могло бы извиниться перед гражданами за многое, но вряд ли оно решится. Мы снова получим самоуверенные заявления, что оно занимается нашими проблемами, и вот-вот решит их. Ещё чуть-чуть, ещё немного, – и мы будем счастливы как никогда. И как это народ не понимает? А народ не хочет понимать их  словоблудия, ибо он хочет купить квартиру сыну, чтобы тот остался в Израиле, и не может. Не пришло ли время перестать заботиться о тех, у кого есть, и решать проблемы тех, у кого нет, а не только говорить о них?

Я хотел бы услышать слова извинений от тех, кто вопит о том, что ради любви к отчизне надо страдать. Неправильно. Нельзя любить страну, которая о тебе не думает. Надо её критиковать и не закрывать глаза на глупости, которая она совершает. Именно об этом писал П. Чаадаев 150 лет назад: «Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами. Время слепых влюблённостей прошло». Любовь должна быть взаимной.

Я вспоминаю А. Пушкина: «И с отвращением читая жизнь мою, Я трепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью, Но строк печальных не смываю». Трудно зачёркивать строки жизни, но в Йом кипур у нас есть миг между прошлым и будущим, и его можно использовать правильно и с умом.

Менахем Вайнбойм.