Труба поёт!

В этом году массовые молитвы в синагогах из-за карантина запрещены. Поэтому трубить в шофар – рог половозрелого, забитого в расцвете сил барана, – будут на улицах всех городов Израиля.

Знатоки говорят, что ни один шофар не похож на другой – у каждого своя форма, свой звук, даже если они сделаны из рогов одного и того же барана. А еще у каждого шофара есть своя история. Я расскажу вам одну – о шофаре, принадлежавшем некоему раву Йоэлю-Хаиму Вайсфингеру.

Священный шофар

Согласно преданию, шофар этот был не простой – на протяжении многих веков переходил он из рук одного великого праведника к другому. Да и трубил в шофар рав Вайсфингер особенно, извлекая из него мощные и чистые звуки, которые были слышны далеко за пределами синагоги.

Двадцать лет подряд трубил рав Йоэль-Хаим Вайсфингер в свой шофар, но вскоре после Йом Кипура 1910 года его здоровье вдруг сильно пошатнулось. Спустя несколько дней он скончался, оставив после себя двоих сыновей – Шимона и Лейбла, но не успев составить завещания. Весь Иерусалим в те дни занимал вопрос, кому из наследников достанется драгоценный шофар, а вместе с ним и честь трубить в Рош а-Шана в синагоге? И не приведет ли это, упаси Б-г, к смертельной вражде между Лейблом и Шимоном?!

 

 

Братья не оправдали надежд сплетников и смогли договориться о разделе отцовского наследства полюбовно. Старший из братьев, Шимон, с детства проявлявший склонность к торговле, взял себе в наследство магазинчик, который держал отец. А вот младший, Лейбл, с малых лет просиживавший дни напролет над Торой и священными книгами, получил бесценный отцовский шофар – и право продолжить семейную традицию трубления в синагоге.

Затем началась Первая мировой война, и правившие в Эрец-Исраэль турки стали высылать в Египет подданных враждебных стран. Шимон к тому времени уже продал магазин и уехал в США. А у вот у Лейбла, как назло, было британское гражданство. Как-то раз остановили его на улице турецкие солдаты для рутинной проверки документов и потребовали немедленно покинуть Иерусалим. С собой ему разреши взять лишь небольшую сумму денег и самые дорогие сердцу вещи. В качестве одной из таких вещей Лейбл, разумеется, выбрал отцовский шофар.

 

 

Спустя какое-то время в Яффо прибыл корабль с помощью для жителей Иерусалима. На корабле был и один из организаторов этой благотворительной акции – Шимон Вайсфингер, ставший за годы жизни в Штатах преуспевающим бизнесменом Сэмом Уайтом. Узнав, что случилось с братом, Шимон направился в Египет. Он нашел там Лейбла в бедственном положении и тут же выдал ему крупную сумму – чтобы тот мог снова встать на ноги.

На прощание Лейбл решил отплатить брату за его доброту еще более щедрым даром – протянул старый шелковый мешочек с отцовским шофаром. Сэм был по-настоящему растроган. Всю дорогу до Америки он почти ежедневно доставал мешочек в своей каюте – гладил его и прикасался к шофару, понимая, что везет настоящую драгоценность. Дома Сэм первым делом рассказал жене и друзьям, какой бесценный дар получил он от брата. Затем полез в чемодан, чтобы показать шофар, но не нашел там ничего.

Потеря шофара повергла Сэма в такой шок, что он упал в обморок. Да и после того, как вроде пришел в себя, еще долго не мог думать ни о чем другом, кроме шофара. Единственная мысль, которая его утешала, что на все воля Б-жья. Видно, на Небесах было решено, что шофар должен принадлежать Лейблу, а не ему, а они с братом пытались эту волю нарушить.

Звуки чуда

Между тем шло время. Закончилась Первая мировая, распалась Османская империя, Лейбл вернулся домой. Но жить в Земле Израиля в те годы было совсем не просто, и в один из дней Лейбл с женой и детьми оставил Иерусалим и направился в Польшу в надежде обрести там работу.

Ему повезло: вскоре он нашел место раввина в одном из польских городков, в котором жило множество евреев. И тут – Вторая мировая война. Лейбл вместе с другими евреями города оказался сначала в гетто, а затем – в концлагере, но чудом выжил. Выжил и один из его сыновей – остальная семья погибла в различных лагерях смерти.

Накануне Рош а-Шана 1945 года группа евреев, добиравшихся из Германии во все еще подмандатную Палестину, прибыла в небольшой городок на северо-востоке Италии, расположенный неподалеку от Триеста. Их принял в своем доме один из местных жителей, отнесшийся к ним с какой-то необычной теплотой. Итальянцы в массе своей не были антисемитами, но и привечать следовавших через их страну евреев тоже не спешили: время было еще голодное, и каждый думал о себе и своей семье. А тут хозяин дома явно в лепешку разбивался, чтобы получше принять и накормить гостей.

 

 

Нужно ли говорить, что после долгих лет войны, в предчувствии, что вскоре они будут на Святой земле, евреи проводили праздничные молитвы с особым воодушевлением?! У них не было молитвенников, но почти все знали все наизусть. Если что-то их и огорчало, так это отсутствие шофара.

Но вот праздничные дни прошли – Лейбл с товарищами засобирались в дорогу. Однако прежде, чем они покинули дом итальянца, тот попросил их ненадолго задержаться, присесть и выслушать историю, которая многие годы тяжелым камнем лежала на его совести.

– Много лет назад я был матросом на корабле, совершавшем рейс из Александрии в Америку, – начал он. – Среди пассажиров корабля был один богатый еврей, все время державший при себе старый шелковый мешочек, к которому он относился с величайшим трепетом. Я предположил, что в мешочке находится кошелек с кучей денег или с бриллиантами, и стал неотрывно следить за этим евреем. Ну, а когда мы прибыли в Америку, улучил момент – и выкрал мешочек. Однако, когда я открыл его, меня ждало большое разочарование. В мешочке был всего лишь вот этот бараний рожок.

 

 

Я понял, что это какая-то священная для евреев вещь. Я хочу вернуть вам его сегодня, чтобы искупить великий грех, на который толкнул меня сам нечистый.

И с этими словами хозяин дома положил на стол старый шофар. Сидевшие за столом евреи были потрясены рассказом, при этом не скрывая сожаления, что хозяин не рассказал эту историю чуть раньше – ведь тогда у них был бы шофар на Рош а-Шана! Лишь Лейбл сидел за столом белый, как мел, и не мог выдавить из себя ни слова. Ведь это был шофар его отца! Чуть успокоившись, Лейбл взял шофар и рассказал собравшимся его историю, которая была воспринята всеми как очевидное чудо и проявление «ашгахат пратит» – личной опеки Всевышним каждого еврея.

К тому времени, когда Лейбл наконец прибыл в Иерусалим, он встретил там брата: после Катастрофы Сэм стал убежденным сторонником религиозного сионизма, продал бизнес в Америке и вместе с женой и четырьмя детьми вернулся на родину. Он снова звался Шимоном Вайсфингером, открыл в Иерусалиме фабрику, купил магазин. Дела шли совсем неплохо, и если что и омрачало его жизнь – так это постоянные мысли, что случилось с братом и его семьей в Польше.

 

 

Когда братья встретились, вдоволь наобнимались и наплакались, каждый рассказал, через что ему довелось за эти годы пройти. Шимон с болью поведал, как потерял отцовский шофар. В ответ Лейбл достал из сумки знакомый шелковый мешочек, а из него – заветный шофар.

И сегодня удивительно чистые и мощные звуки этого шофара доносятся в Рош а-Шана и Судный день из одной из синагог Меа-Шеарим – это трубит уже правнук Лейбла Вайсфингера, праправнук рава Йоэля-Хаима Вайсфингера.