Война местоимений

Александр МАТЛИН

Рассказ

Раз в неделю нам с женой выпадает радость: привозят внуков. Обычно на один день, но иногда, если повезёт, то на субботу и воскресенье. Всего лишь вчера, ну хорошо — позавчера их мама была в таком же возрасте и такой же радостью. По мере того как она росла, радость смешивалась с волнениями, головной болью и бессонными ночами. Потом волнения закончились, и появилась новая радость — внуки, девочка и мальчик. За них пока волноваться рано. Счастливое время.

Нашей внучке девять лет. Её зовут Хилари. Для своих подруг она Хиля или Хил, для нас — Хилечка или Хиленька. Моя жена называет её также Хилюшечка, а то и Хилюньчик. Для бабушкиной любви нет предела обилию ласковых имён. Мальчику два с половиной года. Его зовут Барак. Он обожает свою сестрёнку, и она платит ему любовью и заботой.

— Бабушка! — кричит Хилечка, — Баракчик обкакался!

— Тс-с, тише! — Я прикладываю палец к губам. — Не буди бабушку. Она только что прилегла вздремнуть.

— Ничего, ничего, я не сплю, — говорит жена из соседней комнаты. — Сейчас я приведу его в порядок.

Она уводит обкаканного Барака в ванную. Хилечка отрывается от своего телефона, пересаживается ближе ко мне и сообщает:

— Дедушка, вы с бабушкой говорите неправильно.

— Я знаю, детка, — соглашаюсь я. — Что поделаешь, английский — не наш родной язык.

— Дедушка, не в этом дело. Вы с бабушкой говорите «он» и «она». Так нельзя говорить. Таких слов больше нет.

— Хорошенькое дело! — пугаюсь я. — Куда ж они делись?

— Это неправильные слова. Они выражают сексизм, расизм и мужское доминирование. Их больше нельзя произносить.

— Б-же мой, хорошо, что ты мне это сказала, — говорю я. — А то мы с твоей бабушкой по незнанию произносим чёрт знает что. Так, глядишь, неизвестно, до чего допроизносишься.

— Эти слова «он» и «она», — объясняет внучка, — так же, как «мужчина» и «женщина», отражают устаревшее представление, будто существует всего два пола — мужской и женский. Это неправильно. На самом деле, их шестнадцать, и для каждого пола есть своё местоимение.

— Ну да! Как же их можно запомнить?

— Вот, слушай. Если человек мужчина, и он имеет влечение к женщинам, то надо говорить о нём «хэ»…

— А он об этом знает?

— Дедушка, я же тебе объясняла, что надо говорить не «он», а «хэ». А если у этого человека влечение к другим мужчинам, то это другой пол, и о нём надо говорить «пэ». А если этот человек мужчина, но мечтает быть женщиной, то о нём надо говорить «мэ». А если эта мечта уже сбылась хирургическим путём, то о нём надо говорить «бэ». А если…

— Кисонька, откуда ты всё это знаешь?

— Нам объяснили в школе. Слушай дальше. Если у человека…

— Хорошо, я уже понял. Теперь объясни мне, как быть с малышами, которые пока ещё не «бэ» и не «мэ»?

— О них можно говорить «зэ».

— А как различать мальчиков и девочек, если все они «зэ»?

— Ты не должен говорить «мальчиков и девочек». Это сексизм. А различать их не надо. Когда они вырастут, они сами решат, какой у них пол.

— Но ведь они на самом деле отличаются с момента рождения. У них есть… как это называется… первичные половые признаки.

— Они не считаются.

— Как это не считаются? — возмутился я. — Если бы не мой первичный признак, тебя бы на свете не было! А до этого ещё и твоей мамы не было бы.

— Дедушка, так тоже нельзя говорить.

— Как именно, детка?

— Ну вот так, как ты говоришь — «мама», «папа». Это сексизм и расизм. Как будто мама обязательно женщина, а папа — обязательно мужчина.

— Ну да, мне так всегда казалось. А как теперь полагается их называть?

— Родитель номер один и родитель номер два.

— А как узнать, кто из них номер один и кто номер два?

— Они сами об этом должны договориться.

— Ну, допустим. А как дети должны их ласкательно называть вместо «мамочка» и «папочка»? «Одинчик»? Или «двончик»? А как быть с бабушкой и дедушкой?

Моя Хилюнечка стушевалась, не зная, как поступить с бабушкой и дедушкой. Я сказал:

— Давай подведём итог. Значит, «он» и «она» говорить нельзя?

— Нельзя.

— А «мальчик» и «девочка» тоже нельзя?

— Нельзя.

— «Мужчина» и «женщина»?

— Нельзя.

— «Мама» и «папа»?

— Нельзя.

— А как насчёт «слон» и «слониха»?

Тут из ванной вышла моя жена, ведя за руку повеселевшего Барака.

— Я хочу гулять с Хилечкой, — объявил он.

— Да, можно мы с Баракчиком пойдём погулять? — подхватила Хиля, с явным облегчением отвлекаясь от сложной политкорректной лингвистики.

— Можно, — сказала великодушная бабушка. — Только не отпускай его от себя и никуда с детской площадки не уходите.

Как только за детьми закрылась дверь, зазвонил телефон. Я взял трубку и услышал родной голос:

— Здравствуй, папочка. Как там мои дети?

— Замечательно. Сегодня твоя дочка учила меня грамматике. Оказывается, больше нет мужского и женского рода. Слова «он» и «она» отменяются. Мужчина и женщина тоже. Теперь есть шестнадцать родов или полов, и для каждого есть своё местоимение. Как тебе это нравится?

— Кошмар! — сказала моя дочка. — Эти молодые люди совсем свихнулись. Куда мы катимся? В моё время было всего девять родов, и мы прекрасно обходились девятью местоимениями.

Я хотел съязвить, но вовремя прикусил язык и сказал:

— Твоя мама отпустила твоих детей гулять во двор, на детскую площадку. Ты не возражаешь?

— Конечно, нет. Ваш двор — самое безопасное место.

Мы ещё немного поговорили, как всегда, ни о чём, старательно избегая политики и политической корректности. Жена по-прежнему возилась на кухне, и я хотел было вернуться к телевизору, но тут раздался звонок в дверь. Я открыл дверь и… почувствовал, что теряю сознание. На пороге, держа за руку Барака, стояла моя внучка Хилечка. Лицо её было залито кровью, и кровь капала на её платьице и туфли. Она истошно ревела. Маленький Барак, наоборот, онемел от страха. Этот страх передался мне, и я с трудом выговорил;

— Хилечка, что случилось?

— Он… меня… ударил, — с трудом проговорила Хиля сквозь рыдания.

— Кто «он»?

— Он… мальчик, — продолжала рыдать моя внучка, с горя употребляя запрещённые слова «он» и «мальчик».

— Как его зовут? Сколько ему лет? Как он выглядит?

— Не знаю… чёрный мальчик… большой… лет двенадцать.

Дальнейший допрос выявил детали. Хиля и Барак строили домики из песка. Тут на площадке появился незнакомый чёрный мальчик, подошёл к песочнице и растоптал все домики. Хиля закричала «Эй, ты что делаешь?»

— И тогда… — рыдала Хиля, — и тогда он ударил меня… кулаком… по лицу… и сказал… «Ты, белая» …и ещё одно слово…

— Какое слово?

— Нехорошее слово, — сказала Хиля и разрыдалась ещё громче

… Прошло не менее часа, пока моя жена успокоила травмированных внуков, вымыла Хилю, уложила их спать и вернулась на кухню. Я начал постепенно приходить в себя. И тут в дверь позвонили.

Я открыл. На пороге стояла молодая чёрная женщина довольно привлекательной наружности. Не поздоровавшись и не представившись, она сказала:

— Сегодня мой сын ударил вашу девочку.

— Так, — сказал я и замолчал, не зная, что говорить дальше.

— Так вот, мистер. Не вздумайте обращаться в полицию, — сказала женщина. — Если заявите в полицию, тогда ваша девочка пусть лучше не выходит из дома. И вы тоже.

Я почувствовал, как в груди запрыгало сердце.

— Вы мне угрожаете? — спросил я изменившимся голосом.

— Я вас предупредила, мистер.

Сердце запрыгало ещё быстрее, и я мысленно сжал его в кулак, чтобы заставить себя говорить членораздельно.

— Ну что ж, мисс… извините, не знаю вашего имени, — сказал я. — Хорошо, в полицию я не пойду. Но я должен вам кое-что объяснить. Я уверен, что, вы поймёте. У меня есть оружие. Вполне законное. Очень симпатичный пистолет, Смит Вессон девять миллиметров. Убивает наповал. Хотите, покажу?

Женщина ничего не ответила, но слегка изменилась в лице.

— Так вот, если ваш мальчик ещё раз появится на нашей детской площадке или в радиусе ста ярдов от неё, я его застрелю. Я старый человек, жить мне осталось недолго, и я согласен провести свои последние годы в тюрьме. Ну как, хотите посмотреть пистолет?

— Нет, нет, не надо, — поспешно ответила женщина. — Извините за беспокойство. Можете не волноваться за свою девочку. Спасибо за внимание. Приятно было познакомиться.

Я закрыл за ней дверь и пошёл на кухню выпить воды. Сердце всё ещё стучало так, что я боялся, как бы этот стук не разбудил детей.

— Кто приходил? — спросила жена.

— Женщина. Мать того мальчика, который ударил Хилечку.

— Что она хотела, эта женщина?

— Душенька, — сказал я. — Ты употребляешь неправильные местоимения. «Он» и «она» больше нельзя говорить. Слова «мужчина» и «женщина» тоже.

— Надеюсь, она приходила извиняться?

— А как же. Просто умоляла о прощении. Обещала, что её сын, мальчик добрый и послушный, больше не будет приходить на детскую площадку. Очень милая женщина. Мы с ней сразу нашли общий язык.

— Слава Б-гу, — сказала жена. — Как хорошо, когда люди договариваются мирным путём!

Мы тяжело вздохнули.

Александр МАТЛИН

Иллюстрации Вальдемара Крюгера

Материал предоставил Peter Texler