Кликните на рекламу Google на сайте «Ришоним» — поддержите сайт!
03/19/2022 12:36:14
18 марта исполнилось 90 лет со дня рождения Фридриха Горенштейна. К юбилею выдающегося писателя издательство «Книжники»выпустило в свет его повесть «Дрезденские страсти». Предлагаем вниманию читателей «Лехаима» послесловие к этому изданию.
Европейцы вспоминают о последних десятилетиях девятнадцатого века с завистью, уважительно именуя их «прекрасной эпохой», la belle époque. В самом деле: в те годы, по всеобщему убеждению, мир и гуманизм окончательно победили. Науки и искусства процветали. Цивилизованное человечество уверенно шло по пути прогресса, пара и электричества, покоряя природу, соединяя каналами моря и океаны и неся свет просвещения отсталым народам колоний. Былое феодальное неравенство сословий перед законом осталось в прошлом. Свобода и равенство — но не братство — восторжествовали. Бунтари успокоились и законопослушно добились права заседать в парламентах. И общественная гармония не нарушалась бы ничем, если бы не вечная проблема: евреи.
На этот раз вопрос был не в религиозных разногласиях — хотя о них тоже не забывали. Но оказалось, что евреи, коварно воспользовавшись предоставленным равенством, приобрели слишком большое экономическое значение, особенно в сфере денежного обращения. Собственно, так было и раньше; но тогда зависимость от еврейского капитала сдерживал не только обычай, одобрявший, при необходимости, ограбление евреев, но и закон, их не защищавший. Теперь же оставался лишь обычай, с которым закон вступил в противоречие, подлежащее, по справедливости, устранению.
Тем самым началась очередная глава многовековой истории антисемитизма: решение «еврейского вопроса» в рациональном, гуманном и просвещенном европейском обществе. Естественно, в новые времена решать его следовало тоже поновому: через парламентскую процедуру и создание соответствующих политических партий, сначала в рамках отдельных государств, а потом и в международных масштабах. И процесс, как теперь сказали бы, пошел. Первый международный антиеврейский конгресс состоялся в Дрездене в сентябре 1882 года. Делегаты и приглашенные лица — всего около 300 человек — заседали на берегу Эльбы в залах «Helbigschen Etab- lissement» под наблюдением саксонской полиции. Репортеры были допущены на конгресс не сразу и с определенными ограничениями , из-за чего это событие не получило слишком громкую известность. Мало кого оно интересовало и в дальнейшем: движение политического антисемитизма в Германии и Венгрии, сумевшее в последующие годы послать нескольких своих представителей в парламенты этих стран, постепенно заглохло, а с делом Дрейфуса центр борьбы с «еврейским засильем» переместился во Францию. Вплоть до Второй мировой войны о Дрезденском конгрессе можно было узнать лишь из энциклопедий (например, Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона) и очень немногочисленных статей .
Одну из причин этого сформулировали еще древние: verba volant, scripta manent — слова улетают, то, что написано, остается — а Дрезденский конгресс оставил после себя лишь маленькую брошюрку в 16 страниц текста, изданную в городе Хемнице тиражом 100 экземпляров. Она называлась «Манифест к правительствам и народам христианских государств, которым угрожают евреи» и, кроме собственно манифеста и списка организаторов конгресса, включала краткий отчет о его работе, восемь тезисов, принятых конгрессом в целом и, отдельно, четыре тезиса, предложенных двумя баронамиземлевладельцами как представителями немецкого крестьянства. Содержание брошюры вкратце можно было бы свести к лозунгу: «Антисемиты всех стран, соединяйтесь!» — для завоевания власти парламентским путем, а понадобится — и революционным.
И осталось незамеченным, что издатель, напечатавший «Манифест», в следующем году выпустил гораздо более полное девяностостраничное описание Дрезденского конгресса: книжку с подзаголовком «Der erste internationale Antisemiten-Congress». Слово «antisemiten» заменило «antijüdischen» — так официально именовался конгресс — из-за того, что подзаголовок был буквальным переводом настоящего названия книги: «Первый международный антисемитическiй конгрессъ» . Брошюра была написана порусски, на языке, не известном большинству западных исследователей и сейчас, а уж в 1883 году и подавно. Стоит заметить, что прилагательное «антисемитский» в русском языке в то время только появлялось — более распространенной была калька с французского «antisémitique».
Автор брошюры неизвестен: его имени нет ни под текстом, ни над ним. Он лично участвовал в конгрессе и сообщил, что там были еще «3–4 более или менее негласных и совершенно ничего не говоривших русских». Автор недурно владел пером — он ясно излагал свои соображения, какими бы мутными по существу они ни были. И, наверное, был не беден: вряд ли опытный Эрнст Шмайтцнер, публиковавший, в частности, труды философа Ницше и проигравший тому судебный процесс, согласился бы на заведомо убыточное издание, если бы оно не было напечатано за счет автора. Но, конечно, все это лишь догадки, так же, как и предположение, что автора, скорее всего, следует искать среди тех, кто в восьмидесятые годы позапрошлого века был близок к российским газетам, явно враждебным евреям: «Новому времени» в Петербурге, «Московским ведомостям» в Москве, «Киевлянину» в Киеве, «Виленскому вестнику» в Вильне, «Новороссийскому телеграфу» в Одессе…
Ясно, что книга, написанная по-русски, не могла найти спроса в Европе — но и в России, судя по всему, она успехом не пользовалась. До уровня политической борьбы партий, к чему призывал Дрезденский конгресс, русский «умственный» антисемитизм тогда еще не дорос — какие партии в абсолютной монархии! Хотя споры вокруг еврейского вопроса в России уже кипели и о европейском антисемитизме было известно. К этому движению относились с большим уважением: даже почтенный И. С. Аксаков, на время забыв о своих славянофильских убеждениях, призывал учиться антисемитизму у Запада. Он писал в 1881 году в газете «Русь»: «Антисемитическое движение, антисемитический союз, возникший недавно в Германии, в стране, стоящей во главе европейской культуры, — это не есть исчадие религиозной нетерпимости, продукт грубого невежества, ретроградства и т. д., как думают наши наивные “либералы”. Это есть признак времени, свидетельствующий о пробуждении общественного сознания, — пробуждении, может быть, слишком позднем» . С другой стороны, страстная
«Декларация» 1890 года философа и писателя В. С. Соловьева заканчивалась словами: «…мы самым решительным образом осуждаем антисемитическое движение в печати, перешедшее к нам из Германии, как безнравственное по существу и крайне опасное для будущности России» (опубликовать «Декларацию» в России так и не удалось: она вышла в свет в Париже и Вене, но без упоминания о Германии) .
Брошюра же «Первый международный антисемитическiй конгрессъ» оказалась невостребованной и канула в реку забвения Лету — то есть покрылась пылью на полках библиотек — почти на целое столетие. Но в середине семидесятых годов прошлого века с ним познакомился писатель Фридрих Горенштейн, который написал на его основе свое исследование начал современного антисемитизма — документальную повесть «Дрезденские страсти». Как Горенштейн нашел этот раритет в Москве, в спецхране ли библиотеки, в какомнибудь архиве или у когото из знакомых — неизвестно. Издание действительно чрезвычайно редкое: всемирный библиотечный каталог WorldCat, охватывающий около 72 тысяч библиотек в 170 странах, как единственное место, где оно сейчас хранится, указывает Национальную библиотеку Израиля. Ознакомиться с его текстом нам удалось с помощью профессора Еврейского университета в Иерусалиме доктора Шмуэля Зильберга и его жены Наташи, которым мы чрезвычайно благодарны.
«Дрезденские страсти», книга в двести страниц, напечатанная лишь в 1993 году ньюйоркским издательством «Слово/Word», руководимым подвижницей русской литературы Ларисой Шенкер, почти наполовину состоит из историкоэкономических отступлений, что делает ее всетаки скорее исследованием, чем художественным произведением. Горенштейн искусно воспользовался попавшим в его руки материалом для воссоздания атмосферы конгресса и нарисовал яркие портреты действующих лиц, как реальных, так и вымышленных.
Но главное — писатель первым подметил и проанализировал важное обстоятельство: Дрезденский конгресс обозначил момент, когда идеологическими основами рассуждающих антисемитов все более становились соображения социальные и даже социалистические. В этом анализе Горенштейну помог классик марксизма Фридрих Энгельс.
Многие участники Дрезденского конгресса примыкали к социалистам — так в то время называли всех борцов за счастье простого народа. А ведущим немецким социалистомантисемитом конца девятнадцатого века был изгнанный из Берлинского университета доцент Евгений Дюринг, имя которого слыхал всякий, получавший высшее образование в Советском Союзе, поскольку в обязательную программу по марксистсколенинской философии входила книга Энгельса «АнтиДюринг» (1878 год). Ее, конечно, никто не читал; но вот Горенштейн прочел — думается, потому, что Энгельс, разносивший в пух и прах экономические и политические взгляды Дюринга, посмеивался и над его нелюбовью к евреям, в частности, к еврею Марксу. А прочитав и сопоставив аргументы Энгельса с содержанием «Первого международного антисемитического конгресса», пришел к выводу: «Всякий современный антисемитизм неизбежно связан с социализмом».
Социализм был мечтой и Маркса, и Энгельса, и Дюринга, но социализм Дюринга был не только классовым, а и расовым. Трудность свержения несправедливого капиталистического строя, по Дюрингу, состоит в том, что он основан на смычке евреевкапиталистов как расовой общности. Значит, борьба за социализм автоматически означает борьбу с евреями — не с иудейской религией, как это было при феодализме, а с евреями вообще.
Этот тезис прекрасно согласовался с другой максимой Дюринга: «Труд производит, насилие распределяет». Энгельс, правда, резко возражал, обещая победу социализма мирным путем, за счет чисто экономических преимуществ нового строя, без насилия.
Но, как учили все те же Маркс-Энгельс, критерий истины — практика: последующая история социализма подтвердила, что прав оказался Дюринг, а не Энгельс. А раз насилие при строительстве социализма необходимо, то, констатировал писатель Горенштейн,
«…антисемитпогромщик является составной частью революционной массы, на которую приходится опираться социализму любого направления».
В целом книга Горенштейна вполне могла бы рассматриваться как солидная научная работа; возможно, поэтому круг ее читателей до сих пор был ограничен, и в уже довольно многочисленной литературе о Горенштейне ей посвящена лишь одна статья и несколько страниц в книге. Однако сухость анализа с лихвой компенсируется в «Дрезденских страстях» разящей иронией описаний российских делегатов — целиком придуманных писателем — и зарисовок «из зала конгресса».
Всего один пример: крупный землевладелец барон фон Тюнген-Росбах со слезами на глазах описывает конгрессу жалкое положение немецкого крестьянина, попавшего в руки еврейских корчмарей:
…господа, — произнес он после паузы, справившись с волнением и подняв руку, словно подчеркивая значение своих слов, — воздержанные по природе своей, немецкие крестьяне должны обязательно выпить ежедневно определенное количество продаваемой евреями водки, которое так поеврейски хитро рассчитано, что оставляет за крестьянами силу работать, но не дает им вполне быть трезвыми.
Самое забавное, что эту тираду Горенштейн не выдумал, а с минимальными изменениями воспроизвел выступление некоего делегата — «бодрого старика гордого вида и аристократических манер», — дословно процитированное автором «Первого международного антисемитического конгресса».
Можно не сомневаться: если бы сорок лет назад в Москве существовал Интернет, писатель, надо полагать, обязательно разыскал бы и другие красочные детали, которые сопровождали конгресс , и расцветил бы ими свое повествование. Чего стоит, скажем, «наглядная агитация», украшавшая зал заседаний: окруженные пальмами в кадушках портреты двух императоров — Германии и АвстроВенгрии, — а также саксонского короля. Или благоговейно помещенный в один ряд с царственными особами портрет жертвы недавнего «ритуального убийства» в венгерском городке Тиса-Эслар: беспомощная девочкаподросток Эстер Шолимоши стоит босиком на фоне синагоги и одноэтажного домика, перед которым видна зловещая фигура евреямясника. (Девочка пропала в июле 1882 года; через год обвиненные в убийстве евреи, вопреки возмущению местного населения, были оправданы окружным судом, а в 1884 году — и Верховным судом Венгрии.) Не прошел бы Горенштейн и мимо прогулки по Эльбе делегатов конгресса вместе с дамами: по пути пароходик причалил к ресторану, владелец которого симпатизировал евреям, почему ему и было предложено — в шутку, разумеется — подписаться на антиеврейскую газету, издаваемую одним из организаторов конгресса. После ожидаемого отказа нечестивец был проклят, и водная прогулка продолжилась под звуки «Deutschland, Deutschland über Alles», что несколько противоречило заявленному интернациональному характеру конгресса.
Несмотря на такие фарсовые моменты, намерения и выводы делегатов Дрезденского конгресса были весьма серьезными. Более либеральные христианские социалисты (их лидером был пастор Штеккер, священник при дворе императора Вильгельма) говорили о необходимости «…постепенного вытеснения еврейства из всех позиций, завоеванных ими меж христианских народов». Радикалы же заявляли, что «…еврейский вопрос — прежде всего вопрос расы или крови и может быть решен только полным выделением всего еврейского элемента из христианских или арийских государств» (обе цитаты — из «Первого международного антисемитического конгресса»). Семантическая разница между «вытеснением» и «выделением» в наши дни мало ощутима, но делегатам она была понятна. Если одни считали, что евреи, при условии отказа от своего еврейства и перехода в христианство, всетаки могут оставаться частью общества, то другие настаивали на непременном изгнании всех — даже крестившихся — евреев из Европы как расово чуждых.
Вопрос о методах «вытеснения» или «выделения» евреев из арийских государств на конгрессе специально не обсуждался, но несколько идей были все же выдвинуты. Так, «Манифест» призывал относиться к евреям как к подданным чужого государства — ведь они и так, поддерживая друг друга, составляют «государство в государстве». Поэтому евреев нельзя назначать на государственные должности; воинская служба для них должна быть заменена поборами по примеру налога, который Коран налагает на немусульман; а их неравноправие с другими гражданами следует оформить законодательно. Задача же общественных организаций — подтолкнуть ситуацию в правильном направлении, «…сделав евреям пребывание посреди нас неприятным и неприбыльным (ungemütlich und unrentabel…)».
Последние слова принадлежали, по свидетельству автора «Первого международного антисемитического конгресса», молодому берлинскому радикалусоциалисту доктору Эрнсту Генрици, преподавателю и филологу. Автор, однако, не указал, что энергичный филолог за год до конгресса уже перешел к практическим действиям по созданию «неприятностей» для евреев: через пять дней после его зажигательной речи, произнесенной в городе Нойштеттине, городская синагога непонятным образом сгорела. После конгресса, однако, Генрици потерпел поражение на выборах в Рейхстаг и обратился к бурной карьере писателя, путешественника и колонизатора: он пытался основать новые немецкие поселения в Того, участвовал в постройке железных дорог в Венесуэле, работал в Соединенных Штатах как инженермеханик, занимался сельским хозяйством, публиковал стихи и драмы, был четырежды женат и под конец жизни успел еще написать пламенную статью против еврейки Розы Люксембург, за что привлекался к суду.
Еще одной ведущей фигурой конгресса был венгерский аристократ Геза (Виктор) Иштоци — онто и написал «Манифест», который сам же и зачитал перед делегатами. На следующий день выступление пришлось повторить — так велик был энтузиазм слушателей. «Слышавшему его однажды трудно не сделаться антисемитом на всю жизнь», — замечал автор «Первого международного антисемитического конгресса». Сорокалетний Иштоци считался опытным государственным деятелем, поскольку давно уже заседал в венгерском парламенте. О еврейском вопросе в Венгрии он беспокоился тоже давно — он сравнивал опасность еврейской «оккупации» с оккупацией турецкой, угрожавшей Венгрии в XVI веке. В 1878 году Берлинский конгресс держав подводил территориальные итоги поражения Оттоманской империи в Русскотурецкой войне — и в связи с этим Иштоци осенила блестящая мысль. Он произнес в парламенте «Речь о Палестине» .
Точное название речи — «Восстановление еврейского государства в Палестине» — полностью отражало ее основную идею. По расчетам Иштоци, еврейское население Венгрии удваивалось каждые тридцать лет: он предсказывал наличие 1,1 миллиона евреев в Венгрии в 1900 году (на самом деле к 1910 году их стало около 470 тысяч). Это было недопустимо — но Берлинский конгресс предоставлял уникальную возможность отторгнуть от ослабевшей Оттоманской империи Палестину и выставить туда всех евреев из Европы. В формальном запросе парламенту Иштоци предложил принять следующую резолюцию: «…что <…> по отношению к еврейскому народу, насильственно изгнанному со своей родной земли восемнадцать веков назад, должна быть восстановлена справедливость; что Палестина, его исконная территория, должна быть расширена под эгидой Блистательной Порты как автономная провинция или восстановлена как независимое Еврейское Государство, тем самым воссоздав еврейский народ, который при нынешних темпах роста сдерживает развитие европейских народов и угрожает христианской цивилизации».
Под одобрительный смех коллег-депутатов Иштоци продолжил: «Большинство евреев, кочевников даже сейчас, самых мобильных людей на свете, сможет обратить свое имущество в движимость за сорок восемь часов. Антропология доказала, что никто не обладает такой приспособляемостью, как евреи. Возвращаясь со всех сторон земли, они быстро акклиматизируются на родине своих предков без всякого труда».
Смехом депутатов инициатива Иштоци и закончилась. Оппонирующий ему оратор выразил надежду, что «…звуки этого литературного упражнения уже угасли без следа или отклика в парламенте», и Иштоци отозвал свой запрос, заявив напоследок: «Пусть будущие поколения засвидетельствуют мою правоту». И тридцать лет спустя, в 1906 году, с гордостью писал в политическом памфлете: «Мы, антисемиты, не хотим ничего иного по сравнению с сионистами, то есть восстановления, с помощью европейской дипломатии, еврейского государства где угодно, кроме Венгрии — предпочтительно в Палестине, как я предлагал в моей речи в парламенте 24 июня 1878 года во время Берлинского конгресса. <…> Мы, антисемиты, провозглашаем себя нееврейскими сионистами».
Еще позже Иштоци прямо утверждал, что его речь «дала решительный толчок сионистскому движению». Однако Теодор Герцль, основатель политического сионизма, никогда не упоминал об Иштоци, хотя родился и до восемнадцати лет жил в Будапеште: его семья переехала в Вену как раз в 1878 году. Там, в Вене, Герцль и прочел опубликованную в 1881 году книгу Евгения Дюринга «Еврейский вопрос как вопрос о расовом характере и о его вредоносном влиянии на существование народов, на нравы и культуру», которая, по его признанию, заставила задуматься о необходимости своего государства для еврейского народа.
Неудивительно — ведь бывший доцент откровенно признавался: «Никакая духовная, никакая социальная, никакая политическая система не может, в сущности, переделать евреев во чтолибо иное, чем они есть и всегда были. Поэтому вредные стороны, из которых слагается их национальный характер, можно устранить и истребить только вместе с ними самими».
Свое главное произведение, книгу «Der Judenstaat», Герцль написал почти через двадцать лет после речи Иштоци, в 1896 году (тогда же вышел и русский перевод ). Призывая евреев к массовому переселению в Палестину (хотя допуская и вариант Аргентины), он не преминул заметить, что антисемитизм, элементом которого является «мнимая самооборона», по существу будет содействовать этому исходу. Он предсказывал:
«Едва ли потребуется особенно много усилий и трудов, чтобы дать движению разрастись. Это уже антисемиты сделают за нас; достаточно будет, если они сделают столько, сколько сделали до сих пор для того, чтобы среди евреев вызвать охоту к переселению там, где ее до сих пор не было и усилить ее там, где она уже существует». И заключал: «В синагогах будут молиться за успех дела. Но и в церквях также! Это будет освобождение от давления, под которым все страдали».
Герцль был прав — по крайней мере, в отношении современных ему «просвещенных» антисемитов. Одна из первых восторженных рецензий на «Еврейское государство» появилась в газете «Westungarischer Grenzbote» и принадлежала перу видного антисемита Ивана фон Шимони. Как и Иштоци, он в прошлом был членом венгерского парламента и делегатом Дрезденского конгресса: именно он докладывал собравшимся о ритуальном убийстве в ТисаЭсларе. Тем не менее Шимони не только расхвалил книгу Герцля, но и счел необходимым выразить свое восхищение лично. Герцль записал в дневнике: «Мой странный последователь, братиславский антисемит Иван фон Шимони, нанес мне визит. Сверхвозбудимый, сверхговорливый старик с удивительной симпатией к евреям. В разговоре он постоянно смешивает толковые соображения и полную чушь, одновременно верит в кровавый навет и в самые разумные современные идеи. Он меня любит!»
Участники Дрезденского конгресса рассматривали в основном два главных пути очищения Европы от евреев. Один, революционнорадикальный способ Дюринга и Генрици,— «устранить и истребить» — пользовался меньшей популярностью; однако подталкивать массы к борьбе с еврейскими эксплуататорами было необходимо. Здесь могли пригодиться как намеренно спровоцированные акты (например, поджог синагоги в Нойштеттине), так и использование стихийных погромов по образцу происходивших на юге России в 1881–1882 годах. Погромы, конечно, плохо согласовались с развитием цивилизации и просвещения, но, как отмечалось в «Первом международном антисемитическом конгрессе», делегаты понимали, что русский народ «…должен был много страдать от присутствия на его земле большинства всего еврейского племени и что эти страдания, доведенные до крайней степени, необходимо должны были вызвать народную реакцию». С этим мнением согласны были и революционные силы в самой России. Публицист партии «Народная воля» писал тогда в нелегальном издании: «По поводу еврейских погромов многие интересовались ролью, которую мы, социалистыреволюционеры, оставляем за собою при подобных народных расправах. <…> Относиться не только отрицательно, но даже индифферентно к чисто народному движению мы не вправе; мы обязаны выражать общую формулу всех сил, справедливо недовольных и активно протестующих, и сознательно направлять эти силы, удерживая при этом их исходный пункт» .
Как тут еще раз не вспомнить формулу Горенштейна: «антисемитпогромщик является составной частью революционной массы»…
Другой путь, современный и цивилизованный, заключался в перемещении всех европейских евреев в Палестину. Формально эта идея Иштоци и его единомышленников совпадала с предложениями Герцля, и разница была лишь в одной, хоть и весьма существенной детали: сионисты надеялись на добровольное переселение, а не на выдворение евреев под давлением общества и государства. В остальном же крайности сходились, и, по мере распространения благодетельных принципов парламентского представительства, проекты изгнания начинали обретать конструктивные черты даже в консервативной России. Союз русского народа, например, в официальной программе заявлял, что он «…будет всеми мерами стремиться, чтобы его представители в Государственной думе прежде всего выдвинули вопрос об образовании еврейского государства, о содействии их (евреев) выселению в это государство, каких бы материальных жертв такое выселение ни потребовало от Русского народа» . Впрочем, организацией и поддержкой еврейских погромов Союз тоже не брезговал; в результате счет уезжавших из России евреев пошел на сотни тысяч — но отправлялись они главным образом в Америку, а не в Палестину.
Был и третий способ решения еврейского вопроса. Он предлагался социалдемократами, в большинстве своем отнюдь не антисемитами, последователями Маркса, а не Дюринга. Но и этот вариант по существу предусматривал фактическое уничтожение еврейства путем растворения евреев среди других народов, полную их ассимиляцию — в согласии с «Манифестом Коммунистической партии», утверждавшим, что «рабочие не имеют отечества». Дословное следование такой идеологической догме порой приводило к анекдотическим эпизодам. В отчете о работе конгресса Второго интернационала (1891 год) Г. В. Плеханов описывал, как делегат из США товарищ Коган предложил принять заявление в защиту рабочихевреев, которые подвергаются нападкам и как социалисты, и как евреи. Конгресс, однако, признал излишним рассмотрение этого вопроса и в особой резолюции «…высказался не только против антисемитических (противоеврейских), но и против филосемитических подстрекательств (т. е. подстрекательств в пользу евреев и против лиц других вероисповеданий)». Плеханов, не согласный с резолюцией, ехидно спрашивал в своей статье, почему же тогда конгресс счел нужным специально вступиться за женщинработниц: ведь в борьбе за социализм равноправны не только иудей и христианин, но и мужчина и женщина. Но правоверных социалдемократов это не смущало: по тогдашним правилам марксистской политкорректности разница между полами все еще признавалась существующей, в отличие от религиозных или национальных различий участников рабочего движения.
Наличие наций как таковых марксисты все же отрицать не могли — но и тут евреям не повезло. По заключению социалдемократических мудрецов, никакой еврейской нации не было в природе. «“Евреи перестали существовать как нация, немыслимая без определенной территории”, — говорит один из самых выдающихся марксистских теоретиков, Карл Каутский», — писал другой выдающийся марксист, В. И. УльяновЛенин, в 1903 году и делал вывод: «Совершенно несостоятельная в научном отношении идея об особом еврейском народе реакционна по своему политическому значению» .
Ленина можно было понять: практический политик, он заботился в первую очередь о безраздельном контроле над партийной организацией, открыто заявляя:
«…наша партия должна иметь в своем распоряжении все социалистические силы, к какому бы племени они ни принадлежали, каким бы языком они ни говорили» . Поэтому с отдельным «еврейским» социализмом Бунда он боролся отчаянно, попутно сокрушая и традиционную культуру — основу еврейства. Он утверждал: «Кто прямо или косвенно ставит лозунг еврейской “национальной культуры”, тот (каковы бы ни были его благие намерения) — враг пролетариата, сторонник старого и кастового в еврействе, пособник раввинов и буржуа» . Как именно собираются поступить большевики с врагами пролетариата — притом не только с раввинами и буржуа — стало ясно через несколько лет.
Таким образом, к началу двадцатого века стремление сделать Европу (и Россию в том числе) свободной от евреев тем или иным способом — от насильственного выселения «в сорок восемь часов» до избавления от еврейства посредством ассимиляции — получило поддержку самых различных общественных течений. Теодор Герцль констатировал: «…везде дело сводится к одному и тому же требованию, всего характернее выраженному берлинской чернью: “вон жидов!”» . Но тогда, во времена расцвета гуманизма, о физическом уничтожении всех евреев поголовно речь еще не заходила. Понадобилась мясорубка Первой мировой войны с миллионами ее жертв, чтобы массовые убийства стали казаться европейцам допустимыми, а порой даже естественными. Озверевшие в ходе войны «революционные массы» нуждались теперь только в вожаках. А соответствующая идеология была уже готова — деды позаботились о внуках еще в Дрездене в 1882 году. Адольф Гитлер признавался, что в молодости примером антисемита ему послужил венский бургомистр Карл Люгер, основатель австрийской христианскосоциалистической партии и последователь проповедника Адольфа Штеккера, автора восьми тезисов Дрезденского конгресса. Так ниточка, протянувшаяся между двумя Адольфами, соединила теорию «Тезисов» с практикой Холокоста. При этом ученики пошли намного дальше учителей, перейдя от европейского к мировому масштабу — а при таком подходе очищению от евреев подлежала и Палестина. Первый ученик писал:
«Сионизм доказывает направо и налево, что если евреям удастся образовать в Палестине самостоятельное государство, то это и будет все, что нужно евреям как нации. Но на деле это только наглая ложь, опятьтаки имеющая целью обмануть глупых “гоев”. Еврейское государство в Палестине нужно евреям вовсе не для того, чтобы там действительно жить, а только для того, чтобы создать себе там известную самостоятельную базу, не подчиненную какому бы то ни было контролю других государств, с тем чтобы оттуда можно было еще более невозбранно продолжать политику мирового мошенничества».
Социалист Евгений Дюринг, несомненно, присоединился бы к словам националсоциалиста Гитлера; но главные деятели Дрезденского конгресса — Виктор Иштоци, Иван Шимони, даже Эрнст Генрици — пожалуй, с ним не согласились бы. Антисемиты прекрасной эпохи считали себя почти что апостолами гуманизма. Вряд ли они ожидали, что желание развеять легкое облачко еврейского вопроса, висящего над Европой, в конце концов обернется черным дымом из труб крематория. Но получилось — как всегда в истории. Потому что не бывает антисемитизма «просвещенного», «цивилизованного», «научного» или «умозрительного»: всякая его разновидность рано или поздно оказывается запятнанной кровью.
А Дрезденский конгресс все же не забыт: согласно новейшим изысканиям современных антисемитов, бомбардировка Дрездена союзной авиацией в 1945 году «…носила характер ритуальной мести за проведение в Дрездене первого всемирного антисемитского конгресса (1882 г.)». Сам факт появления такого толкования в двадцать первом веке доказывает, что «Дрезденские страсти» Фридриха Горенштейна остаются чтением вполне злободневным — как это ни печально.
Сент Луис, 2014, 2021