В успехе отказано: поиск истины в воздушной войне над Украиной

Вопреки западной военной традиционности, превосходство в воздухе не было обязательным условием успеха на поле боя. Украинские войска быстро продвигались вперед, несмотря на отсутствие прикрытия с воздуха и огневой поддержки со стороны мощных истребителей и бомбардировщиков — двух опор американского способа ведения войны.

Отдельные наблюдатели могли бы прийти к слишком поспешному выводу, что воздушное пространство и военно-воздушные силы являются менее важными для будущих войн или что некомпетентность России делает бесполезными уроки о роли авиации.

Это опасно неправильное толкование событий.

Далеко не бесполезным было то, что центром тяжести битвы был контроль воздушного пространства. Приняв стратегию противовоздушной обороны, то есть, поддерживая противовоздушную оборону, чтобы держать российские пилотируемые самолеты в страхе и под угрозой, Киев лишил Россию возможности не только установить расположение украинских сил, но и быстро реагировать на события, сразу по их появлении.

Стало ясно, где происходят контратаки. Проще говоря, полное закрытие неба, а не традиционная концепция превосходства в воздухе, стало предпосылкой успеха Украины на поле боя.

В течение нескольких месяцев Киев телеграфировал о своих планах начать контрнаступление на юге херсонщины. Но украинские войска приготовили для россиян сюрприз: они не только контратаковали на юге, как ожидалось, но и продвинулись на север в районе Харькова.

Это второе внезапное контрнаступление застало русских врасплох: они передислоцировали многие части в ожидании украинского контрнаступления в Херсоне и слишком ослабили свою оборону на северо-востоке.

Когда российские войска бежали, Украина за несколько дней освободила больше территорий, чем противник захватил за последние пять месяцев.

Как Украине удалось застать россиян врасплох?

Стратегия Украины по блокированию воздушного пространства позволила ей провести контрнаступление двумя ключевыми способами: во-первых, это способствовало использованию Украиной военного обмана, чтобы сковать российские силы на юге.

Без превосходства в воздухе Россия не могла свободно управлять своими пилотируемыми самолетами разведки, наблюдения и рекогносцировки над полем боя, что ограничило ее возможности отслеживать передвижения украинцев. Альтернативы с использованием беспилотных летательных аппаратов (дронов) и космических средств в качестве ISR оказались неэффективными.

Несмотря на меньшую стоимость, чем пилотируемые самолеты, дроны ISR выбывают как из-за сбития, так и из-за электронных помех, что означает, что они нужны в массовом порядке. Однако у России не было достаточного количества беспилотников ISR, особенно «Орлан-10», которые понесли большие потери в начале войны и которые стало проблематично заменить из-за западных санкций.

Единственными другими «глазами в небе» России являются ее космические возможности. Но российским спутникам не хватало охвата и разрешения, необходимых для обнаружения приближающегося контрнаступления.

Павел Лузин, российский военный эксперт, признает это, говоря: «Два наших спутника оптической разведки дают такое [низкое] разрешение [изображения], что они могут только отображать полетные задания [для запуска] ракет».

Эти спутники, добавил он, «проходят одну и ту же точку только раз в 16 дней. Нет возможности быстро получать данные». Далеко не ограничивая военную эффективность Украины, стратегия блокады воздушного движения сделала возможным оперативный обман, фактически ослепив русских.

Во-вторых, украинская стратегия блокады воздушного движения не позволила России быстро отреагировать, чтобы остановить наступление украинских войск, даже после того, как она узнала, что в Харьковской области идет вторая контратака. Сравнительным преимуществом авиации является способность самолетов и других бортовых средств обходить рельеф местности, который в противном случае затруднял бы передвижение сухопутных войск для быстрого маневра огневой мощи на значительные расстояния.

Такое сочетание летальности и оперативности делает авиацию особенно эффективной против механизированных наземных сил, действующих в наступлении. В то время как защитника на позиции труднее обнаружить с воздуха, атакующий в движении генерирует шум, тепло и электронные сигналы, которые облегчают его обнаружение и атаку.

Украинские танки и военная техника, грохочущие по шоссе и открытым полям средь бела дня, должны были бы облегчить работу российской авиации, но украинская стратегия закрытия воздушного пространства заставила российских пилотов вообще опасаться полетов в украинском небе, не говоря уже о том, чтобы слоняться без дела и охотиться за целями в одиночку.

Вместо этого российские военные самолеты, стали по сообщениям, атаковать цели только с известными координатами, которые вызываются российскими сухопутными войсками. Однако нехватка в России надежных тактических разведывательных беспилотников означает, что многие ее наземные подразделения не могут видеть, что находится за следующим холмом, что еще больше снижает возможности разведки и ударов.

Таким образом, украинская стратегия закрытия воздушного движения вкупе с недостаточным количеством поддающихся уничтожению российских беспилотников, сыграла решающую роль в успехе украинского контрнаступления.

Вклад авиации в победу был, возможно, менее заметным и косвенным, но не менее важным, чем та роль, которую он сыграл в недавних войнах, которые вели США.

Безусловно, украинская стратегия закрытия воздушного пространства была вызвана скорее военной необходимостью, а не преднамеренной уловкой, учитывая относительно небольшой размер украинских военно-воздушных сил.

Однако основной момент заключается в том, что успех Украины проистекает не только из того, что она извлекла выгоду из неудачи России.

Кампания России по подавлению ПВО противника (SEAD) потерпела неудачу, но использование Украиной вертикальной глубины, наслаивание воздействия средств ПВО, электромагнитных помех, беспилотников и ракет с возрастающей степенью мощи вместе с преимуществами рассеивания и мобильности предполагают, что сейчас обороняющаяся сторона имеет преимущество.

Проще говоря, широкое распространение передовых технологий указывает на то, что миссия SEAD сложнее, чем это понимают многие западные военно-воздушные силы и военные аналитики.

Подавить ПВО противника на некоторое время или на небольшом участке, возможно, удастся, но не настолько, чтобы оперативно использовать воздушное пространство, как это было раньше.

Чтобы сохранить боевую надежность, современные военно-воздушные силы, построенные на основе меньшего количества дорогих и сложных систем, управляемых высококвалифицированными экипажами, должны избегать риска истощения.

Однако приобретение большого количества таких высокотехнологичных систем — это проигрышная игра против более дешевых и устойчивых сетевых технологий блокады воздушного пространства.

Сегодня и в обозримом будущем чрезвычайно трудно, почти невозможно отрицать стратегию блокады воздушного пространства. Из этого признания вытекают два важных политических последствия.

Во-первых, Украина должна избегать попыток прямого завоевания превосходства в воздухе против России. Соединенные Штаты направили Украине высокоскоростные противорадиолокационные ракеты (HARM), предназначенные для истребителей МиГ-29, чтобы позволить ВВС Украины вести охоту за российскими радарами ПВО в Украине.

Кроме того, заместитель министра обороны по вопросам политики Колин Каль заявил, что передача Украине западных истребителей четвертого поколения не является «немыслимой». Эти возможности повышают вероятность того, что Украина сместит оперативные цели с блокады воздушного движения на прямое достижение превосходства в воздухе.

Такое изменение упускает реальный урок воздушной войны: успех украинской стратегии блокады воздушного пространства проистекает не из недостатков России, а из более фундаментального и системного перехода от наступления к доминированию в обороне.

Таким образом, любая попытка Украины добиться превосходства в воздухе, скорее всего, потерпит неудачу по тем же причинам, что и попытка России.

Во-вторых, ВВС США следует обратить внимание.

Вместо того, чтобы настаивать на дорогих и изысканных возможностях, таких как истребители нового поколения и бомбардировщики-невидимки для нанесения глубоких ударов и импульсных операций, она должна быстрее двигаться к беспилотным и автономным системам и тактике роения с тысячами маленьких и дешевых беспилотников. В противном случае ВВС серьезно рискуют повторить ошибки России, крепко держась за силовую структуру, сосредоточенную преимущественно на пилотируемых самолетах, создавая ситуацию, когда эти силы слишком дороги, чтобы рисковать, и слишком малы, чтобы нести потери во время затяжной войны на истощение.

Будущие попытки преодолеть доминирование в обороне, скорее всего, потерпят неудачу, потому что закрытие воздушного пространства благоприятствует обороне.

Недавний боевой успех Украины не является исключением из этого правила. Россия находится в стратегическом наступлении, а украинское контрнаступление как раз и является ответом на российскую агрессию.

Критически важно, что блокада воздушного пространства позволила Украине выжить и перегруппироваться. Украина обменяла время на пространство, чтобы подавить российское наступление, ослабив атакующие силы России и сделав их уязвимыми для контратак.

Как писал Клаузевиц, «оборонительная форма войны — это не простой щит, а щит, составленный из метко направленных ударов». Точно так же стратегия закрытия неба хорошо согласуется со стратегическими целями США.

Соединенные Штаты занимают стратегическую оборону как в Европе, так и в Индо-Тихоокеанском регионе и стремятся сохранить территориальный статус-кво.

Если ВВС откажутся от немногочисленных и изысканных истребителей и бомбардировщиков высокого класса, которым они по-прежнему отдают предпочтение, а вместо этого, будут инвестировать в низкоуровневые, истощаемые возможности, это сделает успех в наступлении будущих противников практически невозможным.

Но, если они будет цепляться за атакующую миссию по завоеванию господства в воздухе, они могут разделить судьбу ВВС России, застигнутые врасплох, неподготовленные и по большей части отстраненные от боя.

Полковник ВВС США Максимилиан К. Бремер является директором отдела специальных программ Командования воздушной мобильности.

Келли А. Грико — старший научный сотрудник программы «Переосмысление большой стратегии США» в Центре Стимсона и адъюнкт-профессор исследований в области безопасности в Джорджтаунском университете.