Стихотворение Высоцкого, посвященное Леониду Энгибарову «Шут был вор…»

Замечательное стихотворение Владимира Высоцкого «Шут был вор…». Посвящение легендарному Леониду Энгибарову — клоун-мим, выступавший в амплуа «грустный клоун», писатель.

Леонида Енгибарова называли «клоуном с осенью в сердце». Необыкновенно талантливый, он скончался в возрасте 37 лет от остановки сердца. Они были дружны с Владимиром Высоцким. Умер Енгибаров 25 июля 1972г. И Высоцкий, потрясённый его смертью, написал эти стихи. И в тот же день, спустя 8 лет, не стало самого поэта. Вот такая «случайная неслучайность». Они похоронены они в Москве, на Ваганьковском кладбище, на одном участке. В двух шагах друг от друга…

Владимир Высоцкий «Шут был вор…»

Шут был вор: он воровал минуты,
Грустные минуты тут и там.
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован,
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: «Да разве это клоун?!
Если клоун — должен быть смешной!»

Вот и мы… Пока мы вслух ворчали:
«Вышел на арену — так смеши!»,
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненье… Век двадцатый:
Цирк у нас, конечно, мировой,
Клоун, правда, слишком мрачноватый,
Невеселый клоун, неживой.

Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал,
Горе наше брал он на себя.

Только, балагуря, тараторя,
Всё грустнее становился мим…
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы,
Шут сгибался в световом кольце,
Делались всё горше пантомимы,
И морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас,
Будто многим обезболил роды,
А себе защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,
Весело по нашим временам:
«Ах, как нас прекрасно обокрали,
Взяли то, что так мешало нам!»

Время! И, разбив себе колени,
Уходил он, думая своё.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами её.

Злое наше вынес добрый гений
За кулисы — вот нам и смешно.
Вдруг весь рой украденных мгновений
В нём сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь и тишина…
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего… и сломана спина.

Зрители, и люди между ними,
Думали: вот пьяница упал…
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался…и переиграл.

Он застыл, не где-то, не за морем,
Возле нас, как бы прилёг, устав,
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперёд неукротимо,
Но успев склониться перед ним.
Этот трюк уже не пантомима…
Смерть была — царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты,
Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради
Не давались: проживём и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно — на руках…

Сгинул, канул он, как ветер сдунул!
Или это шутка чудака?..
Только я колпак ему придумал,
Этот клоун был без колпака.