Израильский генерал-стратег, эксперт по Ирану, прервал молчание

06/18/2023  10:01:27

Амос Харэль

Пока на этой неделе в кнессете шла титаническая битва за выбор членов комиссии по назначению судей — фактически решающий этап в войне в защиту израильской демократии — продолжались напряженные переговоры о судьбе иранского ядерного проекта. По данным израильской разведки, Соединенные Штаты и Иран близки к выработке новых договоренностей после пяти лет почти полного разрыва.

Согласно этим договоренностям, Иран заморозит обогащение урана на высоком уровне, как раз перед прорывом, который даст ему расщепляющийся материал, достаточный для производства одной ядерной бомбы (а через полгода — семи бомб). В обмен на это Соединенные Штаты освободят иранские активы, замороженные в иностранных банках, на сумму около 20 миллиардов долларов.

Израиль наблюдает за развитием событий со стороны, практически не имея возможности оказать влияние. Премьер-министр Биньямин Нетаниягу на этой неделе высказал краткое возражение против формирующегося компромисса, но на практике, несмотря на часто звучащие из Израиля громогласные заявления, новые договоренности снизят вероятность актуализации израильской угрозы самостоятельной атаки на ядерные объекты.

Кроме того, многие эксперты в сфере безопасности поддерживают новые договоренности и рассматривают их как наименьшее из зол. Некоторые из ведущих профессиональных деятелей, включая бывшего директора военной разведки, генерал-майора Тамира Хаймана и его преемника, генерал-майора Аарона Халиву, также были против шага Израиля в 2018 году, который подтолкнул президента США Дональда Трампа к выходу из ядерного соглашения, подписанного тремя годами ранее.

Бригадный генерал Орен Сетер внимательно следил за поворотами и перипетиями на иранском направлении почти два десятилетия.

Читайте также:
Пришло время представить мир, где Иран – ядерная держава
Али Хаменеи: в ядерной сделке с Западом «нет ничего плохого»
Раскрыто: в этом случае Израиль атакует Иран

Сетер, который в прошлом месяце завершил трехлетний срок работы в качестве начальника Стратегического отделения Управления планирования Генштаба ЦАХАЛа и почти 30 лет армейской службы, занимал ключевые посты в  стратегическом планировании, в военной разведке, в Управлении оборонных исследований и разработок и других органах. Он окончил армейскую программу «Тальпиот», имеет степень доктора философии в области исследования операций и был удостоен премии Израиля в области безопасности.

Докторскую диссертацию он написал в Тель-Авивском университете, но также провел некоторое время в Гарварде, где исследовал ядерную проблему. Почти вся его служба проходила в тени. Его интервью, данное на этой неделе газете «ХаАрец», — это второе интервью, которое он когда-либо давал средствам массовой информации, и первое, в котором названо его полное имя.

Экзистенциальная угроза

Как и его коллеги по разведывательному сообществу, Сетер хорошо осведомлен о прогрессе в отношениях между Вашингтоном и Тегераном, но рекомендует рассматривать его в пропорции к ситуации в целом. «Необходимо понять, что контакты, о которых сейчас говорят, — это тактический вопрос, — говорит он. — Ни одна из сторон не созрела для чего-то большего, в любом направлении. Как видно, Иран не хочет переступать порог и переходить к производству урана на уровне военного обогащения — 90 процентов. А Соединенные Штаты, со своей стороны, не хотят применять военную силу и не готовы вступить в переговоры по новому соглашению.

То, что сейчас происходит, это своего рода «физика переговоров», — продолжает Сетер. — Для этого необходимо сформулировать концепцию, а затем начать переговорный процесс, который может продлиться два года или около того. У нынешней администрации сейчас нет такого времени, ведь впереди президентские выборы в ноябре 2024 года. Выработка взаимопонимания также улучшит канал связи между сторонами. Это необходимо на случай будущих просчетов с обеих сторон.

В целом, — добавляет он, — вопрос сейчас заключается в том, как выиграть время, стабилизировать сложившуюся крайне чувствительную ситуацию и создать оптимальные условия для будущего обсуждения лучшего решения. Изучить, как минимизировать опасность пересечения порога и, наоборот, сохранить рычаги для переговоров в дальнейшем. Это узкая дорожка, по которой нужно двигаться. Американцы стремятся достичь чуть большего количества соглашений ценой чуть меньшего давления. Израиль больше полагается на сдерживание».

По словам Сетера, «большинство стран, которые обладают ядерным оружием, работали параллельно, чтобы получить расщепляющийся материал и разработать систему оружия, которое бы стало носителем ядерного заряда».

«Иранцы, — отмечает Сетер.  — это аномалия. В 2003 году из-за американского вторжения в Ирак они заморозили программу создания оружия. С тех пор они продвигаются вперед в основном по пути обогащения урана. Лучший образ, который я смог придумать, таков. Представьте себе альпинистскую экспедицию на Эверест. Девяносто процентов усилий уходит на достижение вершины. Но потом вам нужно спуститься обратно. На это уходит время, работы больше, но вы достигнете цели. Никаких существенных вопросов здесь нет».

«У нас больше нет безопасной временной дистанции длительностью в год от прорыва до запуска производства ядерного оружия, — говорит он, как это было после подписания соглашения. — Иран находится в двух неделях от прорыва, в одном шаге от достижения 90% обогащенного урана, достаточного количества для создания бомбы». Но существует путаница между покорением вершины и завершением пути. Для того чтобы спуститься с горы должным образом — другими словами, превратить бомбу в оружие и завершить ее адаптацию к ядерной боеголовке для ракеты — необходимо еще около двух лет».

IRIB via AP
Начальник генштаба США генерал Марк Милли недавно сказал, что иранцы могут выбрать сокращенный путь разработки оружия, например, изготовление «грязной бомбы». Сетер не считает это весьма вероятным. «Милли намекнул, что это можно сделать гораздо в менее организованном и менее безопасном порядке. Судя по нашему опыту работы с Ираном, они в основном делают все так, как полагается. Я не уверен, что они будут безумно спешить завершить разработку оружия».

Предотвратить разработку оружия гораздо сложнее, говорит он. «То, что легче контролировать через Международную комиссию по атомной энергии, — это расщепляющийся материал. Это поддается измерению, и это находится в центре соглашения. Но упорядоченного механизма надзора за разработкой оружия не существует. Объекты меньше, и их легко скрыть. В обогащении урана Иран продвигался постепенно. В последние годы — больше центрифуг, более быстрое и более продвинутое накопление урана, обогащенного до 20 процентов, а затем до 60 процентов.

Они не сделали последний шаг — обогащение до 90 процентов — не из-за отсутствия возможностей. То, что они воздерживаются от этого — убедительный признак того, что они понимают: переступить этот порог – серьезный шаг, за которые неизбежно придется дорого заплатить. Все об этом однозначно скажут: это продвижение к разработке оружия. Реакция — глобальная, экономическая и, возможно, военная — будет другой. С другой стороны, они используют это как эффективную угрозу. Не случайно международное сообщество отказывается от усиления санкций, или МАГАТЭ не передает обсуждение их нарушений в Совет Безопасности ООН. Это баланс взаимного сдерживания».

В краткосрочной перспективе, считает Сетер, миру «придется уточнить, какой способ сдерживания Ирана от прорыва является наиболее эффективным. В долгосрочной перспективе вопрос заключается в том, как удержать их от спуска с вершины. Наш анализ ситуации очень близок к анализу Соединенных Штатов и европейских стран. Различие в подходах заключается не в анализе, а в вопросе о том, как отдалить их от цели».

Возможно, считает Сетер, в этом есть что-то от американского образа мышления, выраженного президентом Теодором Рузвельтом, когда он говорил о необходимости говорить мягко, но держать большую дубинку. «Частью формулирования стратегии является понимание мотивов других сторон. С иранской стороны существует глубокая убежденность, что когда американцы вышли из соглашения, те их обманули. Предыдущее соглашение никак не защищало их от выхода американцев. У иранцев есть чувство, что это было несправедливо. С их точки зрения, они выполнили условия соглашения и были обмануты. Их достоинство было оскорблено, и поэтому они будут преодолевать огромные экономические трудности и не сдадутся. Вот почему давление на них не сработало».

«В последние несколько лет мы классифицировали шаги Ирана в ядерном проекте как консолидацию в области порога, то есть ниже ядерной программы. Они не только увеличили объемы обогащения, но и разместили центрифуги в более защищенных местах. Цель — создать более надежную и защищенную инфраструктуру, — говорит Сетер. Сближение с Россией также идет на пользу иранцам, отмечает он. Возможно, они получили передовые системы ПВО в обмен на беспилотники, которые они поставили русским. — Они предпринимают шаги, призванные создать ощущение, что нет смысла атаковать ядерные объекты, отчасти потому, что они сократили продолжительность последующей реабилитации даже после воздушной бомбардировки».

Sepahnews via AP
Тем не менее, за последние два года Израиль возобновил военные приготовления к нападению на Иран и старается афишировать их при любой возможности. Сетер повторяет принятое в армии мнение о том, что сохранение убедительной военной угрозы само по себе может послужить стимулом для Ирана вступить в серьезные переговоры после выборов в США. «Им должно быть ясно, что израильская разведка следит за ними с близкого расстояния и что возможности нанесения удара по Ирану существуют».

— Считаете ли вы, что военный удар — это «вариант решения»?

— Да. Вы хорошо выразились: «вариант решения» — конечно, не в сирийском и иракском смысле полного уничтожения, когда одиночный израильский удар уничтожил единичные реактор, который был построен по зарубежному плану. Иранская программа включает в себя больше объектов и основана на местных возможностях. Физически они смогут восстановить все. Но цена интенсивной военной конфронтации очень высока, и они знают, что мы можем действовать снова.

— В какой степени Израиль влияет на позицию США по Ирану?

— С моей точки зрения – влияет отчасти. Есть более мелкие форумы, в которых я не принимал участия. Но на протяжении многих лет я чувствовал, что они к нам прислушиваются. Они ценят наше профессиональное понимание, а также знают, что иногда мы делаем вещи, которые им не очень нравятся. Существует большая готовность слушать, но в сочетании со скептицизмом. Рекомендации Израиля неоднозначны, включая рекомендацию выйти из соглашения. Несколько раз американцы считали, что мы неправильно оценили реакцию Ирана, и ситуация в США после таких рекомендаций не улучшилась.

***

Стратегическое управление генштаба, созданное бывшим начальником Генштаба Авивом Кохави, в котором работал Сетер, посвятило значительную часть своей деятельности выработке рекомендаций по долгосрочной стратегии Израиля в отношении Ирана. В Иране, по словам Сетера, существует «очень глубокая враждебность к Израилю, в некоторой степени приправленная антисемитизмом». В нем, как он говорит, сочетаются националистические и религиозные элементы, шиитские представления о защите угнетенных, а также Иран отвращение к Западу. Тому есть много исторических свидетельств, начиная с 1970-х годов и заканчивая сегодняшним днем.

«Их подход, — продолжает он, — проявляется также в региональной активности и в модернизации ракетной системы. Налицо высокий научно-технический потенциал, наряду с резким развитием обычных боевых средств — ракет, крылатых ракет и беспилотников. 20 лет назад поставки иранских беспилотников в Россию показались бы нам фантастикой. У них очень продвинутые возможности создания беспилотников, как за счет собственных разработок, так и за счет копирования. Эти вещи взаимосвязаны: ракеты позволяют им лучше защитить ядерный проект, наряду с наступательной угрозой против нас через прокси-силы, терроризм и кибер-операции.

«В последние месяцы иранцы пытаются подорвать созданный против них региональный альянс. Они добиваются сближения с суннитскими арабскими странами и снижения враждебности по отношению к себе, отчасти в ответ на соглашения Авраама. Ни одна страна в регионе не изменила в корне своего  мнения об Иране. Суннитско-шиитский раскол существует. Но война в Йемене дорого обошлась странам Персидского залива, и они пытаются ослабить напряженность. Все разговаривают со всеми. Сейчас на Ближнем Востоке гораздо больше оттенков. Напротив, иранская угроза для нас стала более широкой, многомерной. Если режим там не падет, они будут нашими врагами на ближайшие десятилетия».

— Существует ли в будущем экзистенциальная угроза для Израиля?

— Я вижу с их стороны угрозу такого рода, потому что существование Израиля очень сильно занимает этот режим, и не в позитивном смысле. Они не сумасшедшее государство, но и не полностью рациональное. В большинстве случаев процесс принятия решений в Иране был очень упорядоченным, после многочисленных обсуждений и анализа затрат и выгод. Преимущество в том, что Иран — это не Северная Корея. Лидер советуется, знает о чувствах в народе, о реакции международного сообщества. С этим можно работать. Но чтобы понять, как они видят мир, нужно встать на их место.

***

В последние несколько лет Сетер иногда раздражал свое начальство тем, что настаивал на презентации независимых профессиональных позиций и прогнозов. Но теперь, когда его спрашивают, означает ли возобновление переговоров между США и Ираном окончательный крах израильской позиции о необходимости отказа от ядерного соглашения, он отвечает осторожно, как человек, кто еще не полностью снял военную форму.

В итоге, говорит Сетер: «Сегодня мы находимся не в лучшем положении. Если оглянуться на 2018 год, то не все здесь черно-белое. В основе американского решения о выходе [из соглашения] лежало желание оказать массированное давление на Иран, чтобы можно было ограничить его ядерный проект более существенно, чем в соглашении 2015 года, которое действительно имело недостатки, например, отсутствие  пункта о продлении соглашения после 2031 года. На этом этапе, согласно соглашению, Иран получает легитимацию проекта с очень небольшими ограничениями. Это фундаментальный недостаток.

Фото: Imamedia via AP
Но когда президент США решил выйти из соглашения, остальной мир был не с нами и не с Трампом. Таким образом, мы потеряли кардинальный элемент — международное единство против Ирана, что в 2015 году было значительным достижением. Россия и Китай поддержали соглашение, а Иран стал более гибким. После 2018 года, когда американцы вернулись к экономическому давлению на Иран, я думал, что это скорее спровоцирует еще большее упрямство с их стороны, чем приведет к уступкам. В то же время, я достаточно раз ошибался в своих оценках, чтобы знать, что другой сценарий тоже возможен».

За последние три года, в ответ на нарушения Ираном соглашения (которые, с точки зрения Тегерана, были ответом на выход США), Израиль приписал себе ряд диверсионных актов против иранских ядерных объектов. Американцы утверждали — и это нашло отклик в военной разведке ЦАХАЛа, — что такой подход фактически подстегивает иранцев к ускорению их ядерной программы. И здесь Сетер дипломатично говорит, что Иран использовал некоторые удары по своей территории для продвижения программы. «Суть в том, что они сделали это, не заплатив полную цену по отношению к международному сообществу, — продолжает он. — В мире сложилось понимание в отношении Ирана, и они воспользовались этим очень изощренным способом.

С моей точки зрения, как профессионала, все всегда было представлено в полном объеме лицам, принимающим решения. В 2015 году я представлял ядерное соглашение военно-политическому кабинету в течение почти двух часов. Судя по моему опыту, обсуждение было очень содержательным. Я полностью допускаю, что лица, принимающие политические решения, иногда обладают информацией, которой нет у нас, например, во время переговоров по соглашениям Авраама мы не понимали всей картины. Существует также политическое понимание того, как общественность смотрит на вещи.

Будучи молодым офицером в Управлении оборонных исследований и разработок, я занимался оперативными исследованиями различных систем перехвата ракет. В то время в армии существовала концепция, что нет необходимости вкладывать деньги в эти системы: люди в любом случае будут спускаться в бомбоубежища. Ракеты были неточными и почти не смертоносными. Лучше было бы инвестировать в нападение. Я помню, как тогдашний министр обороны Амир Перец сказал, что обществу нужно, чтобы между ним и угрозой что-то было. Не нужно что-то герметичное, но чувствовать себя как утки в тире было невыносимо. Перец был прав. В итоге создание «Железного купола» — это феноменальный успех».

Амос Харэль, «ХаАрец», М.Р. Фото: Эмиль Сальман
Источник: https://detaly.co.il/izrailskij-general-ekspert-po-iranu-prerval-molchanie