«Доносы в КГБ на Галича писал его друг юности, народный артист СССР». Часть 1. «Еврейский Дориан Грей»

19 октября исполняется 104 года со дня рождения поэта, барда и драматурга Александра Галича. В начале 1970-х, исключенный из всех творческих «Союзов» и буквально выдавленный из СССР, он написал «Когда я вернусь, засвистят в феврале соловьи…» — песню, ставшую гимном всех изгнанников советской эпохи. Но он не вернулся. 15 декабря 1977 года «вражеские голоса» сообщили о загадочной смерти Галича в Париже.

Алена Галич

… С единственной дочерью поэта-пророка — Аленой Александровной Галич я знаком более 20 лет. За это время мы записали несколько больших интервью на самые разные темы, включая ее воспоминания об отце, его бурной личной жизни, а также итоги ее собственного расследования обстоятельств его гибели. Интересного материала набралось так много, что пришлось разбить его на три части.

Итак, часть 1.

«КЛАВА К.», ПАПА И ЛЕОНИД ГАЙДАЙ

— Известно, что ваша мама, актриса Валентина Архангельская, стала прообразом главной героини фильма «В моей смерти прошу винить Клаву К.», снятого по автобиографической пьесе Михаила Львовского. Получается, Львовский из-за нее хотел покончить жизнь самоубийством? Вернее, из-за любви ее и Галича?

— Михаил Григорьевич сам мне рассказывал, что все события в пьесе – подлинная история их взаимоотношений. Он – мальчик, влюбленный в «Клаву» с детского сада. Она – «Клава». А юноша, вскруживший голову и отбивший героиню – это и есть мой отец. Кстати, Львовский, по собственному признанию, любил маму всю жизнь, но это не помешало им долгие годы дружить втроем и даже не отвернуться от Галича, когда это сделали многие.

Родители встретились в 1941-ом году во фронтовом театре, и любовь у них была искрометная, сумасшедшая. С первой репетиции, с первого взгляда. Когда поехали подавать документы в ЗАГС, всю дорогу как безумные целовались в автобусе, и даже не заметили, как маленький чемоданчик, который стоял между ними, исчез. Со всеми документами и продовольственными карточками. Это было в маленьком городке Чирчик под Ташкентом, где режиссер Валентин Плучек и драматург Алексей Арбузов собрали остатки своей театральной студии – своих жен, Галича, маму, Зиновия Гердта…

А. Галич и Валентина Архангельская

Поженились они только в перерыве между поездками с театральной труппой на фронт. А я родилась в самом конце войны, когда театр расформировали. Кстати, отца в Москве тогда не было, и из роддома меня забирали Арбузов и Плучек.

После войны мама в поисках работы уехала в Иркутский драматический театр. Она не хотела сидеть дома и жить в большой семье, где всем заправляла бабушка, папина мама. Так я осталась с отцом, бабушкой и нянькой в большой пятикомнатной квартире на Малой Бронной. Папа писал маме горы писем, звал домой, в Москву, а она иногда звонила, говорила, что писать некогда – много работы.

А. Галич с дочерью Аленой, 1945 год

— Почему родители не поехали вместе?

— Папа собирался, ему обещали должность завлита театра. Но тут как раз его новую пьесу «Вас вызывает Таймыр» взял только что открывшийся Театр сатиры, у него «пошли» мультфильмы, и он написал маме: «Валентина, возвращайся». Но мама не вернулась. Меня на два месяца возила к ней нянька, а в Москву мама приехала только через полтора года. И кто-то из «доброжелателей» ей стукнул, что у папы роман на стороне — с Ангелиной Николаевной Прохоровой-Шекрот. Мама так была потрясена, что тут же подала на развод, хотя отец был категорически против. Позже я узнала, что в Иркутске у нее тоже были романы, и один очень серьезный. Молодого человека звали Леонид Иович Гайдай.

— Расскажите подробнее.

— Леню, как я его называла, я просто обожала. Он был начинающим актером, и в отличие от мамы, примы Иркутского театра, у него было куча свободного времени, которое он целиком посвящал мне. Маму я практически не видела. Каждый день меня ставили на подоконник, я махала ей ручкой, и она убегала на спектакль. Дальше я перекочевывала в комнату Лени — у него была крошечная комната в общежитии. Леня со мной нянчился, учил элементарной грамоте, мы играли в разные игры… Помню, самое большое для меня потрясение было, когда меня привезли на репетицию спектакля «Под каштанами Праги», усадили на третий ярус, чтобы я не мешала. И вдруг я увидела, как со сцены уносят «убитого» моего любимого Леню. Я устроила такую истерику, что меня еле успокоили. Я замолчала, только когда он взял меня на руки и оказался совершенно… живой.

— Их отношения были платоническими?

— Думаю, что роман у них был настоящий. Гайдай любил ее безумно. Но, во-первых, мама сильно переживала из-за разницы в возрасте – она была старше Леонида Иовича на «целых» два года. А во-вторых, в ее жизни уже появилась новая тайная страсть – актер Юрий Аверин, который после развода с папой стал ее мужем.

По словам мамы, именно она во время последнего объяснения с Гайдаем уговорила его бросить сцену и поступать во ВГИК на режиссуру. Уговорить уговорила, но ни слова не сказала, что они расстаются с ним и «бегут» из Иркутска с Авериным. Но Леня все равно не женился восемь лет и появился в нашем доме только когда расписался с Ниной Гребешковой. Я прекрасно помню, как мы все сидим за столом – мама, Аверин, Ниночка, Гайдай и я, а в комнате то и дело повисает напряженно гнетущая пауза. По-моему, Леонид Иович так и не простил ее «побега».

Последний раз я видела родителей вместе на даче в Загорянке, где мы жили с бабушкой. Они приехали по отдельности, не ожидая встречи, и были друг другу очень рады. А когда под вечер они уходили на электричку, я увидела две удаляющиеся спины и поняла, что больше их вместе не увижу. Так оно и оказалось — они больше не виделись никогда.

А. Галич с дочерью

ПАПА ДАЛ ВЗЯТКУ – «ТАЙМЫРОМ»

— Что еще из детства запомнилось?

— Когда в 1948 году в театре Сатиры, а затем во многих театрах страны поставили пьесу папы «Вас вызывает Таймыр», успех был бурный. Все говорили: «Сашка – ты богатый человек!» Никто не знал, что весь полученный им за «Таймыр» гонорар пошел на взятку судье, чтобы выкупить дедушку из тюрьмы. Но этих денег не хватило. Первый раз я поняла, что такое беда, когда из дома исчезло пианино. Пианино было замечательное, очень старинное и красивое. Я хорошо помню, как мы с бабушкой бегали на Садовое кольцо в магазин комиссионных товаров, где его выставили, и как она обрадовалась, когда увидела, что оно продано. А я не понимала: почему. Только много позже мне рассказали, что во время «борьбы с космополитизмом» моему деду «пришили» статью. Он тогда работал в одном из зданий Кремля комендантом.

— Неужели во времена сталинского ГУЛАГа можно было дать судье взятку, да еще и в результате избежать лагерей?

— Как ни странно, но можно было. На наше счастье, дедушка шел не по политической, а экономической статье. Поэтому процесс был выигран, и он вернулся домой, хотя и год отсидел под следствием.

Все самые сильные детские впечатления связаны с квартирой бабушки на Малой Бронной и, безусловно, с отцом. Мы с ним очень дружили. Пока не появилась Ангелина Николаевна, я спала в его комнате. Мне нравилось просыпаться и видеть его, сидящего за рабочим столом. Он всегда очень много работал. Потом мы с ним гуляли — по Тверскому бульвару, на Патриарших прудах. И на улице он тоже писал, а я могла делать все, что угодно. Поэтому я очень любила с ним гулять.

Благодаря папе я книги начала читать очень рано. Помню, он мне подсовывал Диккенса, еще какие-то сложные книги, которые я не сразу воспринимала, и как только папа уходил, я доставала мои любимые немецкие сказки «Чудовище и красавица» и читала от корки до корки. Или доставала «запретные» книжки. Однажды отец это увидел, сказал: «Читай, но говорить об этом запрещено». Достал из своего письменного стола фотографии Таирова, Мейерхольда, Михоэлса, рассказал о каждом из них. И добавил: «Аленушка, запомни этих людей. Придет время, когда о них скажут правду». К шести годам я уже знала всех великих режиссеров, о которых вслух говорить нельзя. То же самое касалось и писателей.

— Например?

— Бунина. Я «по секрету» читала прижизненные издания Цветаевой, Мандельштама. И ни разу папу не подвела. Хотя нет, было один раз… Это было уже в хрущевские времена, я училась в школе и решила: раз на дворе оттепель, значит, все можно, к тому же одноклассники попросили меня затянуть урок. Я и «затянула» — ляпнула, что Николай Некрасов — «замечательный поэт, но, тем не менее, он картежник и вор, потому что обокрал Огаревых и Панаевых». Когда я со слезами домой принесла дневник, мама позвонила отцу: «В школу пойдешь ты со своим Некрасовым!» Я страшно боялась скандала, а закончилось тем, что все преподаватели сидели за столом в учительской, пили вино, а папа рассказывал им литературные байки. Отец умел очаровывать…

К тому времени он был очень известным человеком и довольно успешным. В Союзе кинематографистов у отца был билет под №4 — в самом начале его пригласил туда Иван Пырьев. Первый же фильм по его сценарию – «Верные друзья» — получил в Каннах главный приз. Потом вышли ленты «Дайте жалобную книгу», «Бегущая по волнам», «На семи ветрах». За сценарий к картине «Государственный преступник» ему даже дали грамоту КГБ.

ЕВРЕЙСКИЙ ДОРИАН ГРЕЙ

— Вы сказали, что у вас с отцом были доверительные отношения. Он вам рассказывал о своих амурных похождениях?

— Многое. К тому же, не забывайте: до двенадцати лет я жила с ним, и многих его пассий прекрасно помню. А когда я стала постарше, он вообще любил поговорить со мной по душам, в том числе и о своих любовных приключениях на стороне. Но при этом я всегда твердо знала, что в его жизни были две главные женщины: мама, и вторая жена – Ангелина Николаевна, находившаяся рядом до самой его гибели. Но, конечно, в жизни Галича были и другие женщины. Их просто не могло не быть в жизни человека, которого его близкий друг писатель Юрий Нагибин называл «еврейским Дорианом Греем».

— ?!

— В молодости папа был необыкновенно красивым. Высоченного роста, широкоплечий, стройный, с шикарными вьющимися волосами, крупными карими глазами. Плюс обаяние, к тому же он был безумно интересный собеседник. Они с Нагибиным шили у одного портного, из одного материала и когда примеряли обновку, Нагибин восклицал в сердцах: «На мне все сидит как на простом смертном, а на Сашке как на небожителе!»

А. Галич

Они с Нагибиным не только очень дружили, но и оба уже были знаменитыми. Судя по тому, что есть в воспоминаниях и того, и другого, время они проводили весело. Например, любили прохаживаться по Тверской и знакомиться с красивыми девушками.

— То есть, как нынче говорят, заниматься «съемом»?

— Именно так! Уж не знаю, было ли сексуальное продолжение подобного флирта… Но у папы было два «железных» правила: ночевал он только дома и никаких случайных женщин никогда не приводил. Кстати, один такой «съем» я запомнила на всю жизнь. Они с Нагибиным шатались по улицам и познакомились с двумя девушками. Одна из них оказалась знаменитая Наталья Александровна Андросова, урожденная Романова, то есть имеющая прямое отношение к царской семье.

Знаменита она еще тем, что ее все называли «королевой Арбата». Потому что была самая отчаянная мотогонщица на аттракционе «Гонки по вертикали» в парке Горького, да и, наверное, во всей Москве. Я ее запомнила потому, что, во-первых, сам ее трюк был потрясающим, а во-вторых, потому что мы в тот день ели много мороженного. И потом, я в своей жизни видела много красивых женщин – мама была красивой, красавицы-актрисы в наш дом нередко приходили, но она была ну просто необыкновенной!

— Так у кого в итоге был роман с «королевой Арбата»?

— Конечно, у папы!

— Отец рассказывал о своей первой любви?

— Ему тогда исполнилось шестнадцать. А в то время самым модным местом сбора молодежи был каток на Патриарших — именно там назначались свидания, завязывались знакомства. И вот однажды, как описывал папа, на льду появилось «просто неземное существо со светлыми локонами и голубыми глазами». Все мальчики смотрели на нее, разинув рты, и боялись подойти. А она подъехала к папе и сказала: «Я знаю, что ты пишешь стихи. Прочитай!» Он прочитал. Стихи ей понравились, и у них завязалась дружба — с пылкими признаниями в любви, ревностью.

Как вспоминал папа, Лия (так ее звали) поразила его своей начитанностью и категоричностью суждений. Ее семья некоторое время жила в Германии и она, зная в совершенстве немецкий, могла читать книжки, которые у нас были запрещены. Он пригласил девушку на спектакль «Город на заре», где сам участвовал как актер и сценарист, думал она примет его, как и все — «на ура». А она сказала: «Вся ваша пьеса выдумана. Ты жизни совершенно не знаешь!». Они крупно поссорились. А через несколько месяцев началась война. Папа начал бегать по военкоматам (его не брали на фронт из-за врожденного порока сердца), и когда однажды пришел домой, узнал, что приходила девушка в форме военной медсестры, плакала и на прощанье сказала, что очень надеется встретиться после войны. Это была Лия. Как потом удалось выяснить, под Смоленском вместо убитого командира она повела бойцов за собой в атаку и погибла. Ей дали звание Героя Советского Союза… Лия Канторович осталась папиной болью на всю жизнь.

«БАБНИК, ПЬЯНИЦА И НАРКОМАН»

— Вас послушать, все женщины Александра Аркадьевича – гении чистой красоты.

— Что касается жен, ни капли преувеличения. Как говорили его знакомые, «у Галича были две жены и обе — красотки. Первая красавица земная, вторая – небесная». Причем обе — русачки стопроцентные. И полная противоположность друг другу. Мама не собиралась жертвовать собой и сценой ради отца. А Ангелина положила на это жизнь. Она закончила сценарный факультет ВГИКа, но после встречи с папой бросила творческую карьеру — была его помощницей, нянькой, редактором, администратором, женой и любовницей. Словом, всем тем, что мама в одном лице сочетать не могла и не хотела.

Со второй супругой Ангелиной Шекрот, конец 1940-х

У Ангелины Николаевны в крови вообще была гремучая смесь. Ее отец из простых, но дослужился до генерала Красной Армии, а мама из знаменитого рода Кузьминых-Караваевых (ее тетка — известная монахиня мать Мария, в которую был безответно влюблен Александр Блок). Не знаю, правда или нет, но их семейная легенда гласит: якобы в 1920-х годах красным командирам в приказном порядке велено было жениться на дворянских дочерях «для повышения интеллектуального уровня», чтоб на пианино играли, язык и этикет знали». В результате она внешностью пошла в дворянку маму: очень красивая, стройная, у нее было узенькое аристократическое, как у английской леди, лицо, огромные голубые, прозрачные глаза. (Кстати, Илья Глазунов нарисовал изумительный портрет Ангелины Николаевны, который, к сожалению, бесследно исчез.) А от папы она унаследовала взрывной, крепкий и простонародный характер. Могла и матом трехэтажным обложить запросто. По-командирски! Характер был очень жесткий – именно такой, какой был нужен отцу.

— Почему «близкий друг» Нагибин в своих дневниках написал, что Галич — «бабник, пьяница и наркоман»?

— Дело в том, что еще задолго до папиного отъезда они с Нагибиным разругались вдрызг. Причина? Еще в 1956-м папа написал сценарий для фильма о Чайковском. Его сначала приняли, а потом запретили и уложили на полку. А через много лет Нагибин написал якобы свой сценарий, по которому сняли двухсерийную ленту о композиторе. И там некоторые ключевые сцены были просто содраны целиком у отца. Ведь они близко общались, и папин сценарий писался практически на глазах Нагибина. Папа все понял и промолчал. Но Ангелина… Она устроила такой скандал, что разругала их напрочь. Кстати, после смерти папы Юрий Маркович позвонил мне, мы хотели встретиться, поговорить. Но «встретились» только на его похоронах.

А что до дневников… Давайте по пунктам. Бабник? Можно сказать, что и бабник, но в том понятии как донжуан. Его интересовал сам процесс ухаживания, соблазнения, а дальше все обычно заканчивалось. Пьяница? Это абсолютная неправда. Выпить отец любил, но немного, потому что у него была замечательная способность: если он перебирал за третью рюмку, то тут же ложился спать. Это описано и у Нагибина: «После третьей рюмки Сашка уже уваливался».

А то, что «наркоман» — это вообще полная чушь! Ему кололи морфий, когда у него были один за другим инфаркты. Потом действительно у него появилась некая зависимость, потому что не мог терпеть адскую боль. Тогда он звонил медсестре, которая была за ним как за сердечником прикреплена от писательской больницы, и она приходила сделать укольчик. Отсюда и появился миф о наркомании. Самое удивительное, что за три года за рубежом у него не было ни одного инфаркта, и уколы ему были не нужны.

Продолжение здесь https://dzen.ru/a/Y0QFJAivnBuNCtYf.

dzen.ru/a/Y0L7YhdNul3iqVnW