ДОЖИВЕМ ДО ЧЕТВЕРГА

Педагоги и психологи определяют начало «сознательного возраста» как ранние подростковые 12 -14 лет. Выходит, в Союзе я прожил почти 24 сознательных года, а в Израиле – 32 и все в полном сознании. Таким образом, на Израиль пришлось почти в полтора раза больше моих сознательных лет. Непростых, отнюдь не беззаботных, далеко не тучных, да и заканчивающихся теперь совсем не так, как хотелось бы. Была и нужда, ощущалось и отторжение, и обиды копились, посещали и вовсе отчаянные мысли.

Но все как-то утопталось, пошло своей колеёй и появилось умение оправдывать сделанный выбор очень многим важным. Чем? Конечно же, тем, что здесь выросли дети (вот уж у кого не часть, а вся сознательная жизнь – израильская), родились внуки, держала любимая работа, появились и до сих пор не исчезли друзья.

Но до громогласных признаний Израилю в любви как-то не доходило. И не то, чтобы ее не было совсем, а потому что патриотические словеса вызывали у меня, бывшего советского журналиста, профессиональное недоверие и даже изжогу.

Однако, несмотря ни на что, люди-то постепенно становились своими, природа по-хорошему радовала, и история, даже не самая древняя, внушала уважение.

Да и то, что называется национальным чувством, которого всю ту жизнь приходилось стесняться и, кабы чего не вышло, прятать, в этой действительности можно было погладить по холке.

Хотя неловкость по этому поводу приходилось испытывать и здесь. Особенно когда некоторые бывшие члены партбюро банно-прачечных трестов и внештатники «конторы глубинного бурения» ринулись в «Еврей Евреичи», а отставные лекторы по научному атеизму стали писать и говорить такое, что их «хучь в рабины отдавай». За них, кривляк дешевых, было неловко, да и за себя, вынужденного это их враньё публиковать. Но и это тоже в прошлом.

И вот сегодня, 76-й день рождения страны, в которой я уже, можно сказать, прожил жизнь. День, какого раньше не видел, хотя и прошло их здесь перед глазами три с лишним десятка. Такой боли и тревоги, стыда и неверия, горечи и усталости, как в этот раз, еще не было.

Равно как не было и такой странной уверенности, что ничего плохого в итоге с этой страной не случится. Что на смену тем, кто нам уже полгода «крутит бейцим» своими лукаво-бодряческими заявлениями и маневрами типа «шаг впирот и две назад», придут не сытые коты-генералы, а ответственные командиры, и не задолбавшие «вожди», а настоящие мужчины. Что Израиль перестанет каждый день хоронить молодых красивых ребят, рыдать на свежих могилах страдальцев 7 октября и заходится горем с желтыми ленточками на груди, а просто-напросто победит. Как побеждал раньше – жестко, беспощадно, дерзко, безоглядно, окончательно. Назло всем – якобы друзьям и искренним врагам. До дна и дотла.

И знаете, что и кто во мне накануне нынешнего «Йом ха-Ацмаут» заронили такую веру? Как ни странно, это — юная наша девочка на этом карикатурном «Евровидении», певшая на английском с легким русским акцентом. Ее строгое библейское лицо, ее такая простая и близкая улыбка. Ее бесстрашие и полное презрение к грязным приматам, освистывавшим ее в Мальмё, к тупому говну, сводившему с нею счеты за детские конкурсы, к жюри охотнорядцев. Наконец, это ее писаная-переписанная песня, которая, однако, сохранила все, что нужно сказать о «черной субботе» — о муке и мести, о гордости и надежде. «Обещай, обещай мне, что ты снова обнимешь меня/Я всё ещё сломлена в этом урагане/ В этом урагане».

Спасибо, Эден Голан, израильтянка из Москвы, москвичка, вернувшая в Израиль, дважды родная душа! Твой, а точнее, Керен Пелес и Ави Охайона и твой, «Ураган» должен стать гимном всего, что мы пережили и еще переживаем в эти страшные месяцы. И точно – главной песней, которой запомнится 76-й День Независимости.

С праздником, люди! Бог даст, в четверг, 1 мая 2025 года поговорим обо всем этом снова.