Прочитал выдержку из недавно опубликованной стенограммы заседания литературной комиссии Еврейского Антифашистского Комитета

06/12/2024

12/06/2024 15:10:29

Прочитал выдержку из недавно опубликованной стенограммы заседания литературной комиссии Еврейского Антифашистского Комитета, посвященного подготовке первого тома «Черной Книги» (был составлен, но запрещен к печати и опубликован лишь полвека спустя).

Итак, 13.10.1944, председательствует Илья Эренбург, с участием Василия Гроссмана, Льва Квитко, Веры Инбер, Абрама Суцкевера, Ицика Фефера и др.

(начало цитаты):

ГРОССМАН: Когда я читал материал, вами [И. Эренбургом] обработанный, мне бросилось в глаза слишком частое употребление слова «еврей». Если в маленькой заметке пишут «еврея отвели» — это закон, но если книга целиком говорит об евреях, то нужно избегать слова «еврей». У нас будет 6000 раз это слово повторяться — это вызывает раздражение. Можно писать: «людей собрали» или «люди пошли на площадь», «упало пять человек», а не писать слово «еврей».

ЭРЕНБУРГ: Дело в том, что, когда человек пишет, что случилось, то он пишет, что всех евреев обязали носить повязки, потом повели на базар или в гетто, когда человек это рассказывает, он не может не сказать слово «еврей».

Другое дело, если идет описание Одессы — здесь человек не будет писать каждый раз слово «еврей», он будет писать по-разному, но документ, который описывает эти случаи, в нем повторение четыре-пять раз слова «еврей» неустранимо. Если сказать: «людей загнали в гетто», это неправдоподобно. Я не вычеркивал это, и я не вычеркивал термин «полицай».

В «полицае» предполагают не немца, а предателя. Установка, кто был точно данный полицай, будет носить тяжелый характер. Я не вычеркивал слово «еврей», я зачеркивал слово «украинец» и писал «полицай». Нужно брать этот термин, слово «полицай» вошло в разговорный язык и в печать, и никто на эти случаи не может обидеться.

(конец цитаты)

Ах, если бы можно было вообще обойтись без этого некрасивого слова! Нужно сказать, что сам Иосиф Соломонович… — пардон, Василий Семенович дошел в этом до завидного мастерства. К примеру, в его большом очерке «Треблинский ад» (тоже 1944 года), посвященном сами понимаете чему, слово «еврей» и другие образованные от того же корня, а потому не менее раздражающие ухо русского читателя слова, встречаются 9 (прописью: девять) раз!

Ага, вот такой невероятный факт: в очерке на 12 тысяч слов, единственной темой которого является описание поставленного на поток истребления евреев, название истребляемого народа встречается всего девять раз! Для сравнения: «поляков» и «польское» в разных вариантах этого корня Гроссман упоминает 24 раза, а уж с «немцами/немецким» и вовсе дает себе волю: аж 58! Потому как звучит куда благозвучней, не так неприятно…

А вот «украинцы» в «Треблинском аду» почему-то опущены вовсе — за исключением однократного упоминания «полотенца с украинской вышивкой». А и верно — зачем их вспоминать? Они ведь всего-навсего принимали деятельное участие в истреблении этих… как их?.. ну, слово забыл… — его еще очень неприятно произносить… — а, точно!.. (и шепотом): ев-ре-ев, спасибо, что подсказали…
Для украинцев же лучше «брать другой термин» — к примеру, «вахман», «охранник» или «полицай», в крайнем случае: «палач» — а то ведь «могут обидеться».

Есть там еще другие интересные места.
В частности, о девятнадцатилетней еврейке Люсе Сапожниковой из местечка Цибалево, которая, согласно очерку военного корреспондента Т. Старцева, опубликованному в газете «Знамя Родины», перед расстрелом крикнула: «Стреляйте, палачи! Но знайте, что Сталин придет!»

Участники заседания выражают сомнение, стоит ли публиковать этот материал в «Черной Книге», поскольку уже есть Зоя Космодемьянская, которая выкрикнула перед казнью буквально те же слова «Сталин придет!»
«То, что была Зоя Космодемьянская, — отвечает на эти сомнения Эренбург, — это не значит, что не нужно эту девушку брать сюда. Если вы скажете, что в десяти местах это кричали, то и это будет взято».

Добавлю, что любопытно было бы узнать, какая статья появилась раньше — о Люсе (время публикации не указано) или о Зое (очерк П. Лидова «Таня» в газете «Правда» от 27.01.1942).

И последний забавный момент: участие не-евреев в подготовке «Черной Книги».
Из стенограммы ясно, что единственным не-еврейским писателем, помогающим в этом деле, является Андрей Платонов. По этому поводу Эренбург замечает, что надо бы обязательно привлечь еще хотя бы трех русских и хотя бы одного украинца, «чтобы книга не была составлена только евреями».
Потому что «иначе Платонов окажется в странном положении «шабес-гоя»».
Далее он выражает сожаление, что Л. Соболев «участвовать в первом томе не согласился», на что Лев Квитко примирительно замечает: «Для дружбы не нужно участвовать в первом томе».

Полагаю, при этом автор бессмертного стиха о пионерском отряде, желающем видеть поросят, не имел в виду, что для дружбы нужно участвовать именно во втором (третьем, четвертом, пятом…) томе.

Участники начинают предлагать. Звучат имена К. Симонова, К. Федина, А. Фадеева, Вс. Иванова, П. Тычины и Новикова (непонятно, которого из многих).
«Тычина не напишет», — прогнозирует Эренбург.

И ведь точно, не написал, хотя считался хорошим другом Ильи Григорьевича. Из примечаний к публикации следует, что из вышеперечисленных мастеров пера откликнулся (помимо Платонова) лишь Вс. В. Иванов, бывший впоследствии корреспондентом на Нюрнбергском процессе: подготовил очерк об уничтожении евреев в местечке Лиозно Витебской области.

Очерков от Симонова (побывал в Майданеке) и от Федина (побывал в Собиборе) Литкомиссия ЕАК так и не дождалась.