Commentary: Второй Песах

13 апреля 1945 года в освобожденном концентрационном лагере Бухенвальд прошло необычное пасхальное богослужение. Около полутора тысяч выживших собрались в «Кинозале», где раньше нацисты смотрели кино, ненадолго отрываясь для этого от забот по уничтожению евреев. Богослужение вел раввин Гершл Шактер — капеллан Третьей армии Паттона, который всего за несколько дней до того вошел в лагерь и произнес бессмертные слова: «Шолем алейхем, йидн, ир зинд фрай» — «Мир вам, евреи, вы свободны».

Раввин говорил об Исходе, сравнивая прошлое и нынешнее освобождение, и его слова присутствовавшие вспоминали десятки лет спустя. Один из них, Джек Брайткопф, в двадцать пятую годовщину того дня рассказывал: «Мы столпились тогда в доме, где раньше собирались нацисты, и слушали, как раввин Шактер говорил о свободе, о значении Песаха. Никакими деньгами не отплатить за ту любовь и тепло, которые он дал нам тогда». Капеллан говорил и раздавал главное пасхальное кушанье — мацу. Биограф Шактера, раввин Рафаэль Медофф, описывал эту сцену так:

Он разломил мацу на множество маленьких кусочков и раздал их присутствующим, жадно тянувшимся за своей долей. Для них маца символизировала их еврейскую идентичность, которую они так долго подавляли. «Они налетали на крошки мацы. Кто‑то вскочил на возвышение с мацой в руках и выкрикнул благословения ѓа‑моци и шегехеяну». Шегехеяну — это выражение благодарности, которую приносят по особым случаям, например в праздник или впервые надевая новую одежду. Но про тот момент Шактер впоследствии говорил: «Какая ситуация больше подходит для шегехеяну, чем избавление от смерти?»

Так что то богослужение в определенной степени воплощало в себе самую суть седера. Проблема, в общем‑то, была только в одном: Песах уже прошел. Как поясняет Медофф, мацу раздавали такими крохами, потому что это были остатки от седера, который капеллан провел для еврейских военнослужащих почти за две недели до того на Рейне. Но при правильном понимании этот «самодельный» седер для тех, кто не мог соблюсти Песах, тоже имел корни в еврейской истории и Б‑жественных заповедях.

Месяц после Песаха отмечен в еврейском календаре памятью об ужасных и чудесных моментах новой истории евреев: здесь мы найдем и Йом а‑Шоа, День памяти жертв Холокоста, который отмечается в Израиле в годовщину восстания в Варшавском гетто; и Йом а‑Зикарон — день памяти израильских воинов, павших в бою; Йом а‑Ацмаут — День независимости Израиля; и Йом Йерушалаим, посвященный освобождению древнего Иерусалима.

За всеми этими датами забылся более древний праздник, который в эпоху Храма имел ключевое значение для иудаизма. Он назывался «Песах Шени», «Второй Песах»; и запоздалый «седер» раввина Шактера показывает, что этот ныне забытый день в действительности заключает в себе суть еврейской истории едва ли не больше, чем сам Песах.

Происхождение Второго Песаха описано в книге Бемидбар, где рассказывается о событиях, произошедших через год после собственно исхода из Египта. Вспоминая прошлогоднее освобождение, сыны Израиля, бредущие по пустыне, собрались, чтобы принести в жертву пасхального агнца, как они сделали это в Египте двенадцатью месяцами ранее. Но несколько человек только что похоронили покойника; контакт с мертвым телом требовал проведения семидневного очистительного ритуала, до завершения которого они не могли принимать участие в жертвоприношении, связанном с ковчегом Завета:

Были люди, которые были нечисты от (прикосновения) к трупу человеческому и не могли совершить песаха в тот день; и подошли они к Моше и Аарону в тот день. И сказали те люди ему: мы нечисты от (прикосновения) к трупу человеческому; за что же мы будем лишены того, чтобы принести жертву Г‑сподню в назначенное для нее время в числе сынов Израиля? (Бемидбар, 9:6–7).

Жалоба нечистых сынов Израиля говорит не только об их религиозности, но и о чувстве национальной идентичности. Пасхальная жертва представляла собой главный гражданский ритуал Древнего Израиля, который и Библия, и более поздние источники сравнивают с обрезанием. Для этих людей быть оскверненным прикосновением к мертвому телу и отстраненным от ритуала означало быть отрезанным от «числа сынов Израиля», от самого тела своего народа.

В ответ Всевышний сообщает Моше, что с этого момента через месяц после Песаха будет объявлен день для совершения пасхального жертвоприношения теми, кто не мог сделать этого раньше, — для тех, кто был ритуально нечист в связи с похоронами близких, и для тех, кто не смог вовремя добраться до Иерусалима в Песах.

Хотя в Библии этот день не имеет названия, в еврейской традиции он получил любовное наименование Второго Песаха, и это название символизирует еще один шанс отпраздновать свободу, потенциальную новую возможность для праздника, если первая оказалась упущена.

А это, в свою очередь, отражает саму природу еврейской истории. Когда Джимми Картер сообщил Менахему Бегину, что перед ним последний шанс Израиля на мир, Бегин сказал журналистам: «Конечно, это одно из знаменательных событий нашего времени». После этого он добавил: «Если люди скажут, что эта встреча судьбоносная, то мы не согласимся. Судьба нашего народа не должна зависеть ни от каких встреч — ни от этой, ни от какой‑либо другой. Наш народ прожил тысячелетия до Кэмп‑Дэвида и будет существовать еще тысячелетия». Для евреев, подчеркнул Бегин, «не бывает последних возможностей или шансов». Веками после разрушения Храма евреи отмечали Второй Песах, съедая немного мацы, оставшейся с прошлого месяца и размышляя о том, когда в еврейской истории представится следующий шанс отпраздновать свободу.

Поэтому нельзя считать совпадением, что, вспоминая тот день в Бухенвальде, Шактер назвал его Вторым Песахом. Он сам признавал, что месяца с момента праздника еще не прошло, но «для этих евреев, у которых не было возможности устроить настоящий Песах, это был Песах Шени в самом важном смысле». И маца, которую раздавали в нацистском кинотеатре, позволяет нам оценить высший символизм этого дня. Разве может быть лучшая параллель к происхождению Второго Песаха — люди, нечистые от соприкосновения со смертью, наконец‑то празднуют свободу, — чем праздник освобождения выживших, столкнувшихся со смертью в самом ужасном ее обличье? И можно ли найти библейскую дату, установленную много тысячелетий назад, символизм которой до такой степени сочетал бы в себе все, чем стал нагружен этот день в последнее столетие: Холокост и рождение Государства Израиль, еврейская жизнь после еврейской смерти?

Через две недели после первого бухенвальдского богослужения, 27 апреля, состоялось еще одно — в настоящий день Второго Песаха. На этот раз капеллан достал мацу в достаточном количестве для всех. Помощник Шактера Хайман Шульман описывал это событие в письме своей жене: «Как ты знаешь, вчера был Второй Песах» и, говоря о выживших, прибавлял: «Что удивительно — никто из них не съел ни кусочка мацы, пока капеллан не произнес соответствующее благословение». Один из участников той встречи, Авраам Шнеур, рассказывал Медоффу, что до того момента, находясь в лагере, он не чувствовал себя способным верить. И внезапно, когда капеллан произнес молитву в память об убитых, он понял, что среди них были «мой отец, моя мать, мой брат и, возможно, мои сестры… Когда я услышал молитву, понимание того, что они погибли, стало иным; оно стало окончательным». И «с тех пор я знал, что должен читать молитву за них. Когда я пришел в себя, я заметил, что выстроилось две очереди: одна к раввину, который раздавал всем мацу, а другая — за молитвенниками. Я получил молитвенник и понял, что вновь стал евреем».

Так Шнеур примирился с еврейской смертью и принял еврейскую жизнь, вобрав в себя еврейскую историю во всей ее совокупности. Можно с уверенностью сказать, что для большинства читателей этой статьи Песах Шени не станет центральным моментом в этом году. Но если мы возьмем на себя труд отметить его, он сделает дни памяти более глубокими и напомнит нам о том, что значит быть частью народа, у которого нет последних шансов и который никогда не умрет.

Оригинальная публикация: Second Passover