Пляски на нагиле

Выбрался из местечка, объездил весь мир и создал главный еврейский хит – «Хаву нагилу». Как музыкант Авраам Идельсон учил гордиться своим народом.

В декабре 1918 года британский генерал Эдмунд Алленби спешился со своей любимой лошади и отдал дань только что завоеванному его войсками городу – пешком вошел в Иерусалим. Этим красивым шагом ознаменовался конец османского владычества над Палестиной – в течение следующих нескольких месяцев контроль над всей территорией перешёл от турок к англичанам. Еврейское население Палестины ликовало – и поначалу связывало с британским мандатом огромные надежды на лучшую жизнь.

Не стал исключением и живущий в Иерусалиме музыковед Авраам Цви-Идельсон. Страстный сионист, он верил, что вот оно – зарождение сильного еврейского государства на Святой земле, и задумал создать по этому поводу новую песню. Такую, которую в итоге бы знали – и напевали! – все евреи, испытывая гордость за свою национальность. И у него получилось. Вышедшую из его рук «Хаву нагилу» знают в итоге далеко не только евреи – но слыша ее, все думают только о них.

Процесс создания, пожалуй, главного еврейского хита обошелся без творческих мук. Мелодия у Идельсона уже была: к тому моменту он успел выпустить первый учебник по истории еврейской музыки, но самое главное – несколько томов своего великого «Тезауруса еврейских восточных мелодий». В последнем масштабном труде музыковед собирал нотные записи мелодий, традиционных для самых разных еврейских общин: сирийских, персидских, иракских, берберских и многих других. Тысячи фонографических записей Идельсон снабдил историей их происхождения, пересечением с другими религиозными или фольклорными еврейскими произведениями, а также другими глубокими аналитическими заметками. Нотной базой для «Хавы нагилы» стала в итоге мелодия садигурских хасидов на Буковине – области, за которую на тот момент боролись Австро-Венгрия и Российская империя. Слова же Идельсон взял из библейской главы «Теилим» – псалмов царя Давида. Каждый из двух куплетов в итоге просто повторяется в песне дважды:

«Хава нагила, хава нагила / Хава нагила ве‑нисмеха»
«Давайте ликовать, давайте ликовать / Давайте ликовать и радоваться»

«Уру ахим уру ахим уру ахим бе-лев самеах»
«Просыпайтесь, братья, просыпайтесь, братья, с радостным сердцем!»

Все. Идельсон разделил хасидский мотив на четыре части – написал аранжировку для хора и оркестра – и пустил творение в мир. Сначала песню исполняли в религиозных школах, потом – на свадьбах и бар-мицвах, а с 1920-х песня ушла в мир и особенно прижилась в США. За последующие десятилетия кто только не исполнял «Хаву нагилу» перед многотысячными залами – и Далида, и Кобзон, и Боб Дилан. Но мало кто за эти годы вспоминал про Авраама Идельсона.

Будущий музыковед родился на северо-западе Российской империи – в рыбацкой деревне Феликсбург, расположенной на побережье Балтийского моря. Его отец работал надзирателем за кошерным мясом в нееврейской мясной лавке – и часто водил сына в синагогу. Кантором – то есть человеком, поющим молитвы или повторяющим их напевным речитативом – в том молитвенном доме был Мордехай Рабинович. И вот как Идельсон вспоминал о нем: «Его сильный теноровый голос леденил меня. В нем не было сладости. И я, да и все остальные предпочитали слушать других канторов – Залмана Шохета, Оркина из синагоги Замет. Они были не такими голосистыми, но более приятными. Я и представить себе не мог, что именно Рабинович станет моим учителем».

Долго не хотел представлять это и отец Идельсона – встретив сына по возвращении из литовских иешив, где юноша проучился с 12 по 17 лет, отец долго уговаривал его выбрать интеллектуальную профессию. Но тот отправился в хор к Рабиновичу. Через полгода Идельсону показалось, что он наставника перерос – и принял решение поступить в Кенигсбергскую консерваторию. А еще через несколько месяцев уехал в Лондон, вдохновленный обещаниями глубокого музыкального образования в Еврейском колледже. Из Англии Идельсон бежал почти моментально: «Лучше жить в России – и не дать себе ассимилироваться так, как это сделали евреи Англии».

Дома Идельсон вновь пошел к Рабиновичу. На этот раз он постарался взять от учителя все – поставил голос, научился пению со вздохами, а еще освоил теорию музыки и основы гармонии. Рабинович познакомил его с трудами легендарных канторов – Соломона Зульцера, которого приходили слушать в венскую синагогу Шуберт и Паганини, а также Луи Левандовского и Гирша Вайнтрауба. А еще наставник все-таки открыл Идельсону мир классической музыки – произведения Баха, Генделя, Гайдна, Моцарта, Шуберта и других композиторов. В итоге Авраам решился отправиться на учебу в Европу опять – на этот раз в консерватории Берлина и Лейпцига.

Параллельно с обучением Идельсон работал кантором в немецких синагогах – и вновь приходил в шок от «уровня ассимиляции среди немецких евреев». Не стеснялся он отчаянно ругать и еврейских композиторов и музыкантов – за то, что те «поклоняются европейской классической музыке» вместо того, чтобы интересоваться своим национальным наследием. Неудивительно, что на этом фоне Идельсон, прихватив с собой молодую жену – дочь лейпцигского кантора Шнидера, отправился в Иерусалим. Согласно разным источникам это был либо 1906, либо 1907 год.

В Святом городе Идельсон пришел в восторг от разнообразия синагог – в городе их было порядка трех сотен, и каждая была организована по-своему. Отличались они и песенными традициями. Так Идельсон начал собирать песни разных еврейских общин. Уже через несколько лет его наработки были столь глубоки, что музыковеду помогли основать Институт еврейской музыки и выпустить первый крупный ивритский песенник для школ и синагог. Кстати, соседом Идельсона по Иерусалиму был «отец современного иврита» Элиезер Бен-Йехуда. Это лишь усилило сионистские настроения музыковеда. В журнальных публикациях Идельсон четко озвучивал основные выводы своих изысканий: «Еврейская песня – это народное искусство, в котором нет авторской песни и отдельных композиторов. Композиторы еврейского происхождения не несут в своих творениях ничего от еврейского духа – это ренегаты и ассимилянты, которые ненавидят все еврейские культурные ценности. Ну, а те немногие композиторы, которые остались в лоне еврейской культуры, в основном извратили еврейскую традицию своими попытками модернизировать ее – и очень мало что добавили к подлинной еврейской песне».

В 1914 году Идельсон выпустил в Иерусалиме первый том своего главного труда – «Тезауруса еврейских восточных мелодий». Потом музыковеду пришлось прерваться на службу в армии – началась Первая мировая война, и Идельсона забрали в турецкую армию. Вернувшись, он с двойным рвением принялся за дело – написал и поставил первую еврейскую оперу, основал Музыкальную еврейскую школу и выпустил второй том «Тезауруса». Однако вот тут дело застопорилось. Материала у Идельсона уже было на несколько томов вперед – однако финансировать издательство никто не брался: к сожалению, палестинским евреям в те годы было не до музыкальных копаний – первые два тома «Тезауруса» никто не покупал.

В отчаянии Идельсон обращался даже в Оксфорд – те оценили глубину его исследований, но денег не дали. Опять с англичанами ничего не срослось. В итоге ученый принял предложение от американского Hebrew Union College – там обещали регулярно издавать его работы. Обещание свое спонсоры колледжа сдержали. Оставшиеся восемь томов «Тезауруса» увидели свет в США. Но и Идельсон быстро понял, насколько огромна еврейская диаспора в Америке – и как сильно может быть его влияние на нее.

Вот почему следующие годы Идельсон не только преподавал в колледже, но и ездил по всей стране с «образовательными музыкальными турами». Это были «концерты синагогальных мелодий и современных еврейских народных песен». И вот как отзывались о них в американской прессе: «Мы услышали мелодии евреев Йемена, Южной Аравии – центра, нетронутого другим еврейским влиянием в течение 15 столетий. Мелодии евреев Вавилона – древнего центра с непрерывной традицией со времен Библии. Мелодии евреев Персии и сефардских евреев Ближнего Востока».

Напряженный график подкосил здоровье Идельсона. «В 1929 году я заболел ишемической болезнью сердца и пролежал в постели шесть месяцев, – писал Идельсон в мемуарах. – В 1931 году у меня случился паралитический инсульт левой стороны. Это повторялось несколько раз, так что я больше не мог преподавать, писать, двигаться и много читать. Совет колледжа назначил мне пенсию на всю оставшуюся жизнь. Я ничего не могу делать, кроме как тратить время на размышления». Тем не менее в 1937 году Идельсон отправился в ЮАР – записывать музыкальные традиции евреев Йоханнесбурга. Там он вскоре и умер.