Операция «Страж стен» — тактическая победа, стратегическое поражение

После 11 дней боев закончилась четвертая война между Израилем и ХАМАСом с тех пор, как исламская террористическая организация захватила сектор Газа в 2007 году.

Как и ее предшественницы, эта война закончилась без явной победы.

Однако создается впечатление, что этот конфликт полностью отличался от предыдущих раундов боевых действий с точки зрения контрастного языка и способов мышления ХАМАСа и Израиля, что отразило широкое концептуальное несоответствие.

В то время как мышление Израиля во время боевых действий отражало тактико-количественную логику, мышление ХАМАСа было стратегически-качественным. Это было ясно видно во внутреннем дискурсе Израиля, который сосредоточился на количественных достижениях кампании, таких как количество атакованных целей, количество убитых террористов ХАМАСа, количество запущенных или уничтоженных ракет, количество разрушенных туннелей, количество снесенных многоэтажных зданий и т.д.

С этой точки зрения характер кампании, состоявшей в основном из авиаударов, укрепил израильскую концепцию, в основе которой лежала надежда достичь как можно большего числа целей путем нанесения ударов по «целям». В этом отношении ЦАХАЛ действительно хорошо проявил себя. Кампания была проведена хорошо при координации между Армией обороны Израиля и Шабаком (Агентство безопасности Израиля). Даже политический эшелон, который политически разделен против самого себя, сумел сохранить гармонию и похвальное сотрудничество.

ХАМАС, несомненно, сильно и больно пострадал с военной точки зрения, но в этом и заключается загвоздка.

Мало того, что его тактико-количественная логика помешала Израилю достичь четкого, бесспорного военного результата, ХАМАС использовал совершенно иную логику, сосредоточенную на системных стратегических целях.

С этой точки зрения ХАМАС добился большего успеха, чем ожидалось. Он не только инициировал кампанию, запустив ракеты по столице Израиля в праздник Дня Иерусалима и тем самым удивив израильских политических и военных лиц, принимающих решения (как признали некоторые высокопоставленные представители министерства обороны), но также смог создать волновой эффект войны за пределами границ Газы.

Разногласия, возникшие в еврейско-арабских отношениях в Израиле, беспорядки в смешанных городах и волнения на Западном берегу были побочными эффектами войны в Газе. Впервые ХАМАСу удалось соблазнить все политическое сообщество Палестины (в Газе, на Западном берегу и в Израиле) к вспышке террора и насилия. Таким образом, это подорвало ключевой подход Израиля, который успешно применялся в течение значительного периода времени: вбить клин между палестинским населением Западного берега и сектора Газа.

Более того, ХАМАС вел свою кампанию с широкой региональной и международной точки зрения. В отличие от предыдущих раундов, где «блокада» Газы была центральным элементом боевых действий и их целей, в этом раунде ХАМАС превратил Иерусалим в символический центр. Таким образом, ХАМАС возглавил региональный лагерь террора и «сопротивления» даже за счет «Хезболлы», которой пришлось согласиться на ракетные запуски по Израилю с ливанской территории «мятежными» палестинскими группировками (что могло стать постоянным явлением). В этой последней кампании ХАМАС определил повестку дня.

Конфликт в Газе больше не был локальным «раундом боевых действий» с Израилем, а был аспектом, даже краеугольным камнем гораздо более масштабной конфронтации между двумя региональными школами. Первая — это экономико-прагматическая школа «умов», в которой Израиль стал лидером наряду с богатыми и не склонными к риску государствами региона. Эта школа поддерживает политику продвижения экономической повестки дня и поддержала Соглашения Авраама, а также — феномен Мансура Аббаса. Это также было обоснованием «Сделки века» администрации Трампа.

Вторая — это школа «сердец» в «лагере сопротивления», которая поддерживает старую школу политики идентичности, основанную на утопических и абсолютных видениях, которые ставят будущее выше настоящего.

В то время как за последнее десятилетие прагматическая школа получила явное преимущество в регионе под опекой США, кампания в Газе, похоже, бросила ему вызов, чему способствовали три фактора:

— смена администрации США, в которой президент Байден и его прогрессивное окружение отказались от ближневосточной политики своего предшественника;

— слабость израильской политической системы и, в частности, Нетаньяху, который, как считалось, играет ключевую стратегическую роль сдерживания.

— оценка «лагерем сопротивления» слабости Запада (включая Израиль) на фоне его внутреннего беспорядка во время кризиса COVID-19.

Последнее десятилетие было отмечено относительной стабильностью безопасности в регионе, слабостью лагеря сопротивления и снижением значимости палестинского вопроса. Конфликт в Газе изменил эту реальность и усилил сторонников политики идентичности в Газе, среди израильских арабов и среди палестинцев Западного берега. Последнее противостояние в Газе было не просто очередным тактическим раундом между двумя сторонами, а стратегическим столкновением между различными школами, подходами, мировоззрениями и лагерями. С этой точки зрения у Израиля была исключительная возможность превратить Газу и ХАМАС в своего рода урок как на региональном, так и на международном уровне, тем самым восстановив прежнее равновесие и восстановив прагматико-экономическую повестку дня.

Однако для этого потребовался бы пересмотр стратегии ЦАХАЛа в отношении Газы и иной набор оперативных целей, что привело бы к кампании, призванной разрушить основы военной мощи ХАМАСа. Это повлекло бы за собой отказ от стратегии воздушной кампании в пользу комбинации авиаудара и наземного маневра.

Но похоже, что разрыв в формулировках между тактико-количественным подходом Израиля и стратегически-качественным подходом ХАМАСа отражал трудности Израиля в понимании природы и уникального значения этого последнего конфликта в Газе по сравнению с его предшественниками, а также в понимании более широкого контекста, в котором он велся.

Вместо этого Израиль использовал ту же оперативную военную логику, которую использовал в предыдущих раундах, рассматривая войну как еще одно из своих хронических столкновений с террористическими организациями Газы.

Соответственно, он завершил операцию с впечатляющими тактическими достижениями, но находясь в положении большой стратегической неполноценности, настолько большой, что напоминает количественные достижения Америки наряду с ее стратегическим поражением во Вьетнамской войне (1959-1975).

Здесь есть очевидные последствия для ближневосточной политики почти во всех мыслимых отношениях. «Сердца» теперь берут верх. ХАМАС смог стать важным стратегическим игроком за пределами палестинской арены. Ему удалось подорвать экономико-прагматическую парадигму «Сделки века», спровоцировать конфликт между евреями и арабами в Израиле и дать террористическим группам региона веский повод для продолжения противостояния Израилю.

Это плохая новость для «умов» и тех, кто любит жизнь на Ближнем Востоке. Любые усилия по противодействию этой формирующейся тенденции требуют, прежде всего, когнитивной интернализации истинного значения последней войны, и особенно ее реальных результатов. Чем скорее, тем лучше.