07/21/2023 17:40:36
У Татьяны Анциферовой нет ни званий, ни особых регалий. Но те, кто хоть раз слышал ее голос, легко узнают его сразу. Профессионалы-музыканты не дадут соврать: тембр редкой красоты, нежный, хрустальный, не перепутаешь ни с кем. И если мы любим замечательный фильм-сказку «31 июня», так в том числе и за песни в ее сказочном исполнении.
Известная история: разругавшись с Аллой Пугачевой во время работы над картиной «Женщина, которая поет», композитор Александр Зацепин в пику ей решил найти певицу, «способную затмить Пугачеву». Татьяну Анциферову он нашел в Ужгороде, в Закарпатской филармонии. И с первой встречи понял: вот эта девушка – сможет! После «31 июня» она пела песни во всех его фильмах. Кстати, многие музыкальные эксперты и меломаны твердо уверены: Анциферовой было под силу переплюнуть всех и стать певицей №1. А вот «не смогла» или «сама не захотела» — вопрос до сих пор открытый.
В день рождения Татьяны Анциферовой (11 июля 1954 г.) предлагаю ее интервью 2016 года. Все фотографии из личного архива певицы.
МОЙ ПРАПРАПРАДЕД – ГАВРИИЛ ДЕРЖАВИН
— Татьяна Владимировна, вы родились в башкирском городе Стерлитамак. С чем у вас этот город ассоциируется?
— Один мой знакомый музыкант, который живет в Америке, рассказывал, что там у них продается сода с надписью на упаковке «Произведено в Стерлитамаке». Говорит, как увидит, сразу меня вспоминает. А у меня этот город ассоциируется с родителями, с детством. Еще – почти всегда холодно… Мой папа окончил в Харькове Институт инженеров железнодорожного транспорта и был распределен в Башкирию, на Уфимскую железную дорогу. В Стерлитамаке им с мамой дали комнату в коммуналке. Вот там я и родилась.
Моих родителей, особенно маму, постоянно тянуло на родину, в Харьков. Но отца как хорошего специалиста не хотели отпускать, даже дали отдельную квартиру. И этим нас задержали еще на несколько лет. Но сколько себя помню, мы все время собирались обратно. Я даже в детский сад ходила до восьми лет. Мама оттягивала мое поступление в школу в надежде на то, что уедем в Харьков, и я там пойду в первый класс. В итоге я пошла 1 сентября в школу в Стерлитамаке, а через неделю мы уехали.
— Откуда такая информация, что по отцовской линии ваш предок — поэт эпохи Просвещенья Гавриил Державин?
— Когда я была маленькая, под строгим секретом мне бабушка по отцовской линии показывала семейное генеалогическое древо. Раскладывала на столе полуистлевший старинный пергамент с картинками, говорила, мол, мы тебя, Танечка, сюда впишем. По ее словам, мой родной дед был праправнуком того самого Гавриила Романовича Державина, который, «в гроб сходя, благословил» Пушкина. Согласитесь, такое родство уже внушает определенную ответственность!
БЫЛА «БЕСПЛАТНЫМ МАГНИТОФОНОМ»
— Когда появились первые музыкальные увлечения?
— Мои дедушка с бабушкой были учителями, жили в поселке в Оренбургской области. Гонимые сталинским режимом, они не имели права жить ближе, чем в ста километрах от областного центра. В детстве я часто у них гостила. Оба были очень музыкальными: играли на разных инструментах, пели всей семьей. Я все слушала¸ впитывала, а потом, возвращаясь в Стерлитамак, все это в виде выступлений «выдавала» в детском саду. В шесть лет мама отвела меня в музыкальную школу по классу фортепиано, где и выяснилось, что у меня абсолютный слух.
— Интересно, о чем мечтали в детстве?
— Уж точно не о сцене! Когда Валентина Терешкова полетела в космос, мне хотелось быть космонавтом. Женщина в космосе… Значит, и я могу! А до этого, в классе первом, хотела быть следователем. Мне казалось, что поймаю преступников быстрее, чем другие… Я вообще была такой «странный», домашний ребенок. Пока мы в Харьков не переехали, я не знала, что люди курят, не слышала ни одного матерного слова, не знала, откуда берутся дети. А тут сразу все узнала. Мои же соседки-ровесницы просветили. (Смеется.)
— Когда вы узнали, что у вас необычный голос?
— Про голос мне никто не говорил, но в школе я была «бесплатным магнитофоном».
— В каком смысле?
— Услышав песню в какой-нибудь передаче, на следующий день я исполняла ее перед одноклассниками. Помню, вышел фильм «Пусть говорят» с участием Рафаэля. Не зная испанского, я пела на «птичьем» языке все его песни. Когда заболевал учитель и некем было его заменить, классная говорила: «Анциферова, к столу!» Я выходила и весь урок пела. Самое забавное, что даже те мальчишки, которые на переменах норовили меня толкнуть или дернуть за косичку, сразу затихали и смотрели влюбленными глазами. А еще у нас в актовом зале стоял рояль. Бывало, после уроков одноклассники подходили: «Цифра»! Идем в актовый. Попоешь…»
— Что пели?
— Тот репертуар, который в то время крутился на пластинках и звучал по радио. Жан Татлян, Муслим Магамаев, Владимир Трошин, Тамара Миансарова. Кто тогда еще был? Дин Рид, Рафаэль, Джордже Марьянович, Лили Иванова… В шестом классе старшие ребята меня пригласили петь в школьном ВИА. А после восьмого я поступила в Харьковское музыкальное училище.
«АЛЕН ДЕЛОН» И ГРАДСКИЙ
— Когда созрело окончательное решение стать профессиональной певицей?
— Это внушил мне мой будущий муж – Владимир Белоусов. Познакомились мы при довольно смешных обстоятельствах. Он искал солистку для своего ансамбля «Везувий», а я пришла на прослушивание. Вдруг выходит такой длинноволосый «Ален Делон» — в костюме, белой рубашке с галстуком. Протягивает руку и сходу: «Вы нам подходите!» Я рассмеялась: «Вы же не слышали, как я пою?!» «Вас слышали другие, я им доверяю», — отвечает. Я испугалась! Дома маме сказала: «Больше никогда туда не пойду! Там очень подозрительный руководитель». Словом, глазом не успела моргнуть, как влюбилась. Мне было 16, Володе – 28. С тех пор мы не расставались.
Концерты были четыре раза в неделю. В Харьков приезжали со всего Советского Союза, даже с Дальнего Востока, Камчатки, чтобы посмотреть нашу программу, потусоваться. По пятницам, субботам и воскресеньям там собиралось до полутора тысяч человек. Ажиотаж был невиданный! Приезжавшие из Москвы удивлялись: «Почему нет такого у нас?» Все было серьезно – огромный зал, высокая сцена, хозрасчетная организация. Билеты продавались по полтора рубля.
— Ого! Немалые по тем временам деньги.
— Между прочим, организаторы наших концертов выручку выносили мешками. Я не шучу! На входе сидела кассирша с мешком из-под картошки. Они наполнялись до верха и складывались в гардеробе… Мне платили зарплату 60 рублей, и я еще в училище стипендию получала 20. Моя мама, работая методистом в детском саду, получала меньше.
— Уже тогда ходили «на Анциферову»?
— Нет. Ходили «на Белоусова» и его оркестр. Коллектив по тем временам был невероятно продвинутый. Играли джаз, джаз-рок… Брали любую советскую или украинскую песню и делали из нее «американское произведение», хотя пели на украинском или русском языке. Треть программы — иностранные шлягеры. Я пела «Mamy Blue», «Sunny», «Hello, Dolly», песни из репертуара Марыли Родович, «чешского соловья» Карела Готта, Хелены Вондрачковой. И конечно, те, что пела вся Украина – «Червона рута», «Водограй»… Кроме того, Володя писал песни специально для меня.
— А как же «обязательные» комсомольско-патриотические песни? Даже Александр Градский признавался, что, будучи начинающим рокером, пару раз спел «Ленин всегда живой» Серафима Туликова.
— Мы не пели. Конечно, может, Володя куда-то ходил на ковер и за это его ругали, но мне он об этом не рассказывал. Худсоветы и цензура впервые появились в нашей жизни, когда мы переехали в Киев, работали в Укрконцерте — делали с Петром Топчием программу «С песней по миру». И потом в Ужгороде, в Закарпатской филармонии, бывало, нас даже с гастролей за «неправильные песни» снимали.
Кстати, с Александром Градским мы познакомились как раз в Ужгороде, когда он приехал с концертами в 1977 году. Я помню, как во время репетиции распахивается дверь: «Я – Градский! Пришел посмотреть, кто здесь такого крутого из себя воображает!» Оказывается, он услышал, как мы играем и стоял под дверью — не мог понять, запись звучит или играют живьем. Добавил еще: «О! Наконец я встретил на территории СССР нормальных чуваков. В Москве трудно найти таких продвинутых. Вам надо в Москву!» Как «смотрел в воду».
ПЕСНИ ПОД ГРИФОМ ««СЕКРЕТНО»
— Как вы познакомились с Зацепным?
— Александр Сергеевич в это время писал песни для фильма «31 июня» и, как я поняла, искал для их исполнения новый голос – он нуждался в «свежей крови». Наш друг саксофонист Марк Беспалько, который тогда жил в Москве и сотрудничал с ним, дал ему послушать мои концертные записи. Зацепин попросил нас познакомить. Шел ноябрь или декабрь 1977 года. Но, если честно, ехать в Москву я вообще не хотела. Я хотела в Нью-Йорк!
— ?!
— Еще работая в Киеве, мы с Володей мечтали уехать на пмж в США. Но жизнь обычно все решает по-своему. У Володи открылась язва, об отъезде пришлось забыть. Поэтому мы и перебрались в Закарпатскую филармонию – все поближе к Западу. Мне было 20 лет, я была абсолютно самодостаточна, даже мысли не было «попасть в телевизор». Жила в своем мире, со своими идеалами и ориентирами. А Ужгород по советским временам был довольно прозападный цивилизованный город. И мне все там нравилось: по телевизору крутили лучшие европейские музыкальные программы, американские фильмы. Мы давали 300 концертов в год. Играли и пели почти что хотели. И вообще у меня было ощущение, что мы живем не в СССР. Даже климат был другой: под Новый год в Ужгороде теплынь, все ходили без шапок, а в Москве – холод собачий. Поэтому предложение поехать в Москву «разгонять тоску» у меня не вызвало никакого интереса. Абсолютно! По большому счету, меня Володя уговорил.
Мы приехали. Встретились у Зацепина, на домашней студии. Пили чай, потом он наиграл на фортепиано мелодию песни «Светит ли в окна рассвет голубой», дал мне текст, и мы ее записали. Я увидела, что Зацепин доволен результатом и поняла, что прошла некий «тест». Рассказывал о фильме, о том, что ни песни, ни актеры на главные роли еще не утверждены, мол, ему бы хотелось, чтобы я участвовала. Я спросила: «В каком качестве? Сниматься?» «Может быть, даже и сниматься».
— Даже так?
— По крайней мере меня попросили отнести свои фотографии на «Мосфильм» и там они понравились. Позже режиссер Леонид Квинихидзе говорил: «Мы рассматривали твой вариант. Было бы неплохо, чтобы тот, кто поет, тот и снимался». Правда, уже во время записи песен он протянул мне журнал с актрисой Ией Нинидзе на обложке, сказал, что будут искать похожую на нее балерину.
— Знали, что параллельно с вами пробуются еще семь певиц? В том числе, Лариса Долина, Ирина Понаровская …
— Естественно – не знала. У меня же концерты. В феврале приехала, записала четыре пробные фонограммы и опять — на гастроли. Зацепин потом признался: «Лично мне ты больше нравилась, но я в одиночку не мог решить – боялся провала». И он собрал музыкальный консилиум: Олег Лундстрем, Юрий Саульский… Прослушали записи всех претенденток, в конечном счете выбрали меня.
Помню, Леонид Петрович Дербенев подвозил меня в Новогиреево. И пока мы ехали, крутил кассету с записью «Ищу тебя», которую ему отдал Зацепин. Песня заканчивалась, он перематывал и включал снова. Раз пятнадцать подряд. И после каждого прослушивания говорил: «Ух-ххх! Какую песню мы записали!»
— Вы сразу их начали петь на своих концертах?
— Ну что вы! И Дербенев, и Зацепин предупредили, что до премьеры фильма – нельзя. А то не успеет выйти фильм, как какой-то другой композитор их «напишет». Не так все просто. Как раз в это время мы работали по отделению с «Песнярами». После выступления зашли в гости Валера Дайнеко, Владимир Мулявин, и я им включила запись. У них глаза округлились: «Почему не поешь это на концерте?» «Нельзя». «А мы бы не удержались!»
«СТРАННАЯ» СЛАВА
— Вашим «звездным часом» многие считают 1978 год, когда на экраны вышла картина «31 июня». Можно сказать, что он фактически перевернул вашу жизнь?
— В какой-то степени – да. Он обозначил, что я существую в этой стране и ее музыкальной культуре. В остальном… Ничего сверхъестественного не заметила.
— Вы стали знаменитой! Разве нет?
— Если честно, я не ощутила большой славы. Как жили, так и жили. Мои песни, голос, фамилию знали, но… Меня же в лицо почти никто не знал. Только когда фамилию называла, могли отреагировать, иногда даже измениться в лице. «Ой! Татьяна Анциферова? Вы же моя самая любимая певица!»
Со мной это пожизненно. А вы говорите «слава»! Телевидение меня все время снимало – вырезало… Начиная с первого эфира. За полгода до премьеры «31 июня» Зацепин, Дербенев, Яак Йоала и я участвовали в записи для телепрограммы «Москвичка». Поговорили о фильме, мы с Йоалой спели. По замыслу лейтмотивом фильма песней «Ищу тебя» заканчивалась передача, шли титры. И вдруг в конце мая смотрю эфир: вот все мы сидим, разговариваем о главной песне фильма, Яак Йоала спел… А мою песню — вырезали. Причем выглядело так, как будто это сделали в последнюю минуту.
— О чем подумали?
— Или не пришлась ко двору, или… это какие-то происки, козни другие. Между прочим, у этой песни в моем исполнении так и не было телевизионного эфира, хотя снимали не раз. Какие-то артисты говорили, что я не очень фотогеничная. Кто-то где-то за кулисами сказал, что меня не хотят снимать, потому что «вешу больше, чем нужно». А я тогда весила в два раза меньше, чем сейчас.
— Какие причины вам самой кажутся самыми вескими?
— Мне много раз говорили, что предыдущая фаворитка Зацепина ревнует и ставит мне палки в колеса. Но кто знает всю правду? Был такой редактор на телевидении — Владимир Давиденко, он говорил, что лично видел «черный» список людей, нежелательных к показу по ТВ. Якобы я там фигурировала под первым номером -видимо в алфавитном порядке. Вот Давиденко я верю! Правда, примерно раз в год меня могли показать. По радио я звучала, пластинки выходили. Но…
Секретная операция — «затмить Аллу П.», часть 2. Татьяна Анциферова и миллион бандитских баксов «на раскрутку»
СПАСЛА ЛЕГЕНДУ РОКА ОТ СУИЦИДА
— Татьяна Владимировна, если вы действительно были в «черном списке», почему именно вам «было доверено» закрывать московскую Олимпиаду? Я имею в виду песню «До свиданья, Москва!», которую Александра Николаевна Пахмутова отдала не раскрученным советским звездам, а вам.
— Сама долго на эту тему думала. Может, случайность, а может, нет. Ведь «31 июня» продали в сто стран мира, у ленты был бурный международный успех. Это я от Квинихидзе слышала. Зацепин тоже рассказывал, что, когда он переехал жить во Францию, его песни все там знали прекрасно. А тут Олимпиада в Москве… Примерно в это время появилась радиостанция «Москоу Сервис», которую многие мои друзья-музыканты в шутку называли «имени Татьяны Анциферовой», потому что меня там крутили чуть ли не 30 раз в сутки. По словам моего знакомого, который там работал, «поступила информация, что иностранцы тебя знают лучше всех из советских исполнителей». Поэтому, я думаю, неспроста меня пригласили петь эту песню вместе с Лещенко. Возможно, это был продуманный маркетинговый ход.
— Не преувеличиваете, что Запад вас хорошо знал?
— Расскажу вам одну историю. Ее свидетели, например, — Стас Намин, его тогдашняя жена Людмила Сенчина… Осенью 1983-го, когда у власти был Андропов, группу Стаса Намина, где тогда работал мой муж, пригласили на Берлинский рок-фестиваль. Кульминацией фестиваля стал приезд одного из основателей джаз-рока — знаменитого певца и композитора англичанина Роберта Уайатта. Выступал он, сидя в инвалидной коляске, так как в семидесятые годы выпал из окна, сломал позвоночник и больше ходить не мог. Но – реальная живая легенда!
И вот наша советская делегация во главе со Стасом Наминым через кордон кагэбашников в штатском прорывается к музыканту, начинают общаться через переводчика: «Кого из советских рок-музыкантов вы знаете?» Начали перечислять пофамильно. Уайетт: «Ноу…ноу…ноу…» «А из певцов?» Он сходу: «Раша? Татьяна Анциферова! Она мне помогла выжить!» Он рассказал, как, находясь в жуткой депрессии, хотел свести счеты с жизнью, но вдруг услышал по радио мой голос… Потом решил сам спеть мою песню «Мир без любимого». Написал свой английский текст, назвал «War without blood», что переводится, как «Война без крови». И – спел как «песню неизвестного композитора». У меня где-то даже есть эта запись! Представляете? Человек совершенно из другой «оперы», а представление о музыке в СССР ассоциируется с одним именем.
— Потрясающая история!
— Сама была удивлена. Кстати, что интересно – Роберт Уайатт до сих пор не только жив-здоров, но и продолжает выпускать свои пластинки.
ОЛИМПИЙСКИЙ МИШКА И ЛЕВ ЛЕЩЕНКО
— Татьяна Владимировна… Как-то вы неохотно вспоминаете песню про «олимпийского Мишку», под которую в 1980-ом лила слезы вся страна. Почему?
— Нет, конечно, остались незабываемые воспоминания о московской Олимпиаде, о том прекрасном времени, когда тебе 26, и ты надеешься, что все лучшее у тебя впереди. А почему вспоминаю неохотно? Во-первых, Александра Николаевна и Николай Николаевич Добронравов сначала говорили, что я буду самостоятельно петь эту песню. Я ее выучила, приехала на «Мосфильм» и записала три варианта. А потом… Может это и прозвучит несолидно, но вдруг «нарисовался» Лев Валерьянович Лещенко, который как будто «с телевизора сошел». И мне предложили с ним петь дуэтом. Естественно весь мой энтузиазм сразу рухнул!
— Почему вдруг?
— А чему было радоваться? Я понимала, что Лев Валерьянович – певец, прославляющий советскую власть, «знамя» того строя. А я себя никогда «под Лениным не чистила, чтобы плыть в революцию дальше». Поэтому для меня это внутренне было как-то не очень приемлемо. Ладно, думаю, запишу, а там видно будет. Больше всего меня расстроило, что записывали на один микрофон и на итоговой записи меня не очень хорошо слышно. После того, как мы спели, Александра Николаевна в шутку сказала: «Лева, вокруг твоего голоса появился ореол в виде голоса Татьяны». А мне бы никак не хотелось быть ни его ореолом, ни нимбом. Рассказала потом мужу об этой записи. Володя и говорит: «Ну записала и записала. Ты же не изменила мне с Лещенко… Забудь!»
Кстати, с этой песней связан еще один забавный момент. После знакомства с Александрой Николаевной и Николаем Николаевичем приезжаю в квартиру Марка Беспалько, у которого мы остановились. Села учить эту песню, наигрываю на фортепиано мелодию: «До свиданья, наш ласковый Миша! Возвращайся в свой сказочный лес!» Заходит жена Марка — Вера: «Таня, зачем ты учишь песню, которая давно существует?» «Какая?» «Ну как же? «Ах, зачем я на свет появился? Ах, зачем меня мать родила?» Мне стало так смешно. Ведь я тоже, как только ее услышала, уловила очевидное сходство по ритмике и по нотам.
НЕ СОБИРАЛАСЬ «ИДТИ ПО ТРУПАМ»
— Вы солидарны с народом по поводу песен, которые он любит? Или у вас своя оценка собственного творчества?
— Мне тоже нравятся песни из «31 июня», и ничего с этим поделать не могу. Мне только не нравится, как технически они сделаны. Ведь по непонятной причине в картину попали мои «пробные» записи. Почему мне не дали перепеть? Загадка!
— Считаете, что можно было спеть лучше?
— Ну конечно! Когда узнала, что все музыкальные номера под мои песни уже сняты, была сильно огорчена. Вообще там много для меня загадочного и странного до сих пор. Несмотря на то, что Зацепин жив, я с ним общаюсь. Но мне не кажется приличным расспрашивать его на эти темы — все-таки ему много лет уже… Хотя Леонид Дербенев, когда я ему жаловалась, восклицал: «Ты сделала все прекрасно! Пусть попробует кто-то сделать лучше».
— В 1980-е годы вы спели песни еще для трех фильмов с зацепинской музыкой – «Узнай меня», «Артистка из Грибова»и «Приключения Арслана», выпускали диски-гиганты… Но вдруг все резко пошло на спад, а потом вы вообще куда-то исчезли. Поговаривали, мол, Анциферова «потеряла голос», «уехала навсегда в Штаты», вам «перекрыла кислород» Алла Пугачева…
— Все это я тоже слышала, как и все.
— А что произошло на самом деле?
— Во-первых, до 1982 года, когда я перешла в Москонцерт, моя активная концертная деятельность не прекращалась. А на спад она пошла по объективным причинам: выяснилось, что я тяжело больна. Весной 1981 года врачи вынесли «приговор»: ДТЗ — «диффузный токсический зоб», переизбыток гормонов щитовидки.
— Так называемая в народе — «базедова болезнь»?
— Да. Я в тот период только знала, что ею болела Надежда Константиновна Крупская и то, что эта болезнь сильно уродует человека внешне. То есть из красавицы ты можешь превратиться в уродину. Я не имею в виду себя, но… Я видела миловидную Крупскую на снимках в 20 лет, и – в 20-годы прошлого века. Небо и земля!
— Как это у вас проявлялось?
— Выпадали клоками волосы, приступами дрожали руки, кружилась голова… Я могла грохнуться в обморок в любой момент. Несколько раз падала – в кровь разбивала коленки. Есть видеосъемка: мы с Лещенко поем «До свидания, Москва» для «Песни-80», потом Леонид Утесов мне дарит цветы… Но я не люблю смотреть эту запись, потому что по дороге в Останкино мне стало плохо в автобусе, и в кадре все это видно. А сколько карет «скорой помощи» приезжали ко мне на концерты?! Пока не знала диагноза, я и к экстрасенсам ходила, и фитотерапию пробовала и ездили мы с мамой в Ульяновск к местному светиле. Но болезнь прогрессировала. Позже, в 1983 году, у меня отнялись ноги… Пришлось делать сложную операцию, после которой мне сказали: «О возвращении на сцену и не помышляйте!» И речь шла тогда не о том, чтобы сохранить голос, а о том, чтобы остаться в живых. Врачи так и сказали: «Лучше оставаться живой и толстой, чем худой и мертвой!»
И это была главная причина, почему я «притихла». Но была и другая. Когда в 1982 году мы с Зацепиным начали писать новую пластинку, случилось горе: у Александра Сергеевича умерла жена — Светлана Сергеевна. И вскоре он уехал жить во Францию. Из страны уехал композитор, который для меня писал. Не знаю, как для кого, но для меня это были супер объективные причины.
— А Алла Борисовна все-таки «кислород» вам перекрывала? На протяжении многих лет ваших поклонников и любителей музыки, что называется, «терзает этот вопрос».
— Веских доказательств у меня нету. Интуицию женскую тоже, как говорится, к делу не пришьешь. Могло быть, могло не быть… Я давно забыла об этом! Мне кажется, каждому дается такая судьба, доля и ноша, которую он может нести и какую заслуживает. Значит, я не настолько была хороша, не настолько упорна!
— Разве амбиции стать первой певицей страны вас не будоражили?
— Нет, и не стремилась, и не думала об этом. Честно! У меня не было желания все время маячить на экране, расталкивать всех локтями, идти «по трупам», чтобы все любили и слушали только мои песни. Вот не мое! Мой муж часто называл меня «алмазом» и добавлял к этому фразу: «Не в ту среду попал кристалл, но растворяться в ней не стал».
ГАСТРОЛИ С ОБОДЗИНСКИМ
Тем не менее, несмотря на не самое лучшее самочувствие, я вернулась на сцену. Сначала работала в грозненской филармонии. С группой «Аэробус» и Валерием Ободзинским выступали в Дворцах культуры на территории Чечено-Ингушской республики.
— Ободзинский уже был в полуразобранном состоянии? Ведь он тогда сидел на «колесах» — таблетках с кодеином.
— Нет, вполне нормальном. Правда, забывал слова… Но с нами работали музыканты, которые знали его репертуар наизусть, и он знал, что есть кому подсказать.
Валерий был, конечно, уникальный человек! Помню, новый 1985 год мы встречали в Чечне — филармония нас уговорила остаться там на новогодние праздники. У него была зашита «торпеда» или что-то вроде этого. Я говорю: «Вам ведь ничего из спиртного нельзя». А он: «Нет, мне все можно». И прямо при мне это продемонстрировал: выдавил в стакан половинку лимона, выпил. А после этого налил себе водки… У него всегда при себе был запас таблеток снотворного, и он все время спал. На концерт едем – спит в автобусе, прямо падает голова с плеч. Перед самым выходом «просыпается», одевается. Причем, куда бы мы не приезжали, микроскопический ДК в селе или деревушке, Валера всегда он был при полном параде – штиблеты лаковые, белая рубашка, бабочка, жабо, немнущийся костюм мышиного цвета. Выходил как настоящий амЭриканский артист и пел изумительно.
Песня из фильма «Танцплощадка»
В 1986-ом в моей жизни произошло еще одно важное событие — я родила сына. Нянчить его, кроме меня, было некому. Поэтому всю свою концертную деятельность я сразу задвинула на задний план. Но песни все равно записывала. В 1991 – спела партию Магдалины для русской версии рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда». Работала с «Калиновым мостом», «Запрещенными барабанщиками», Найком Борзовым и «Ва-Банком». И с Александром Сергеевичем Зацепиным! Он приезжал из Франции, мы с ним делали новогодние елки в Кремле и Цирке на проспекте Вернадского, записывали «Русское рождество в Париже» для французского музыкального театра. Я там озвучивала 16-летнюю героиню русского происхождения Натали, а Бабу Ягу — Людмила Марковна Гурченко.
ЧЕМОДАН С ДОЛЛАРАМИ
— В 90-е наступила новая эра – «денежных мешков», первых продюсеров. На вашем «золотом» голосе можно было озолотиться. Пробовали?
— Предлагали. До 1992 года мой муж работал вторым дирижером в оркестре Анатолия Кролла. Когда Росконцерт прекратил существование, Кролл ушел и оркестр остался «у разбитого корыта». Володя с приятелем, чтобы спасти коллектив, учредили коммерческую фирму «Полиарт», занимающуюся организацией концертов. Работали с Вилли Токаревым, с такими популярными еще со времен СССР иностранными группами как Baccara, Maywood. Кто только не приходил в этот «Полиарт… Володя был знаком с Ходорковским, Лисовским, Авеном… Иногда в «Полиарт» приходили люди кавказской внешности с кейсом, набитым пачками долларов, и, как выражался Володя, «приносили подачку певице Анциферовой в виде миллиона долларов – на раскрутку». Я спрашивала: «И что ты ответил?» «Что нам ничего не надо!»
— Он не хотел связываться с криминалом?
— Да, хотел, чтобы мы спали спокойно. Говорил: «Ты что, дорогая моя, хочешь, чтобы тебя по ночам вызывали на загородные дачи — петь там «олимпийского Мишку»?!
— Если честно: хотелось вновь собирать стадионы, выпускать пластинки?
— Такой ценой? Нет, не хотелось! Я всегда была за справедливость: раз у нас этого не было, значит, мы и недостойны.
С конца 90-х мы с Володей работали в театре музыки и драмы под руководством Стаса Намина. Он делал аранжировки, я записывала для спектаклей номера музыкальные. К сожалению, восемь лет назад Володи не стало…
— Если окинуть пройденный путь критический взором, какой период жизни назвали бы самым счастливым?
— Естественно – 1970-е годы, потому что вся жизнь впереди, летаешь как мотылек, переезжаешь из города в город, открывая для себя новые миры и людей. А потом мне нравились 1990-е годы, как никому.
— Почему?
— Ты уже взрослый, все знаешь, умеешь, понимаешь. И все бытовые тяготы, которые тогда переживала вся страна, меня абсолютно не волновали. Нам на ребенка выдавали 700 граммов масла на месяц, и мы умудрялись эти 700 граммов есть втроем. И ничего! Не грустили ни капли. Жили мы на Арбате, в центре Москвы и центре страны. Незнакомые люди звонили нам в дверь и просились в туалет… (Смеется.) Мы с сыном гуляли по старому Арбату, где запросто можно было услышать стрельбу. Я на все это смотрела как на кино! И для меня это было счастливое время. Несмотря на то, что у меня не было каких-то таких особенных прорывов музыкальных. Хотя опера «Иисус Христос» для новой России – все-таки был своего рода прорыв, я считаю.
— Насколько я знаю, последние годы вы успешно передавали опыт и учили вокалу. Вашими самыми известными учениками были Влад Топалов с Сергеем Лазаревым?
— Самым моим известным учеником был бывший спикер Госдумы Сергей Бабурин.
— Даже так?
— Он вообще удивительный человек — все начинал, можно сказать, с нуля и многого добился. Мы с ним отзанимались сто уроков, выучили 15 песен, записали пластинку, он снял два клипа.
— А с шоу-бизнесом больше никаких точек соприкосновений?
— Шоу-бизнес тоже иногда ко мне приходит, чтобы я помогла наладить немножко голос, дыхание подкорректировать. Все же ездят, стареют, а голос – очень хрупкий инструмент.
— Чем вы еще любите заниматься, кроме музыки?
— Смотреть хорошее кино. Ходить на хорошие концерты. Особенно – если западный настоящий музыкант приехал. Люблю – потом целую неделю об этом думать, помнить все детали. Нет, все-таки только музыка меня занимает полностью. Она и профессия, и хобби. У меня другого ничего нету. Музыка – это единственное, что меня держит. Она никогда не предаст. Но при этом я не вижу возможности ездить гастролировать, веселить публику.
— А в каком качестве вы сегодня себя видите?
— Я хотела бы записывать пластинки, экспериментировать в студии, знакомиться с различными музыкантами, участвовать в сейшнах, акциях музыкальных – благотворительных или защиты мира. Выкладывать видео и аудиофайлы в интернет. Чтобы все знали, что человек дышит музыкой и главное – чтобы это было кому-то нужно.
— То есть вы не ощущаете себя певицей ретро?
— Слово «ретро» для меня вообще не подходит! Я просто певица, очень современная, живущая сегодняшним днем и надеющаяся, что я еще что-то интересное запишу и продемонстрирую. Я тружусь, я каждый день изобретаю «свой велосипед». И много чего делаю! Не может же быть так, что я сама себя шлифую для того, чтобы сама себя слушать. Все-таки нужно, чтобы кто-то еще узнал о том, что я люблю людей, люблю для них петь.
— То есть Татьяна Анциферова еще однажды может удивить музыкальный мир?
— Почему нет? И глаз горит, и мозги все время в работе. Только если бы еще здоровье было – оно по-прежнему еще иногда мне ножку подставляет. Но я как цыкну на него!
Фотографии из личного архива Татьяны Анциферовой