Евреи Польши как «расходный материал» советской власти. Интервью с Яковом Фальковым

В марте этого года британский издательский дом Routledge опубликовал сборник статей о евреях Польши и Холокосте. Одна из глав посвящена жестокому отношению советских карательных органов к польским евреям, которые бежали от нацистов в СССР в 1939-1941 годах. После многомесячных допросов многие из них были брошены в тюрьмы, а затем направлены в лагеря ГУЛАГа, а потом погибли – раньше, чем их родные были убиты нацистами в Польше.

В интервью NEWSru.co.il автор этого исследования, доктор исторических наук Яков Фальков, рассказывает о масштабах и причинах этого явления. Д-р Фальков – лектор Тель-Авивского университета и Герцлийского университета им. Райхмана, а также старший научный сотрудник Института изучения методологии разведанализа.

Беседовал Шауль Резник.

Давайте очертим историческую канву. О каком времени и о каких цифрах мы говорим?

В 1939 году, когда Польша оказалась поделена между нацистской Германией и Советским Союзом, под контролем СССР оказалось около 1,2 млн. евреев Восточной Польши. В последующие два года к этому числу прибавилось около 300 тысяч беженцев с польских территорий, оккупированных немцами. Среди них были и те, кто перешел границу легально, – в Варшаве еще действовало советское представительство, можно было обратиться за визой. К таким людям относились более благосклонно.

Репрессирован был каждый пятый из этих полутора миллионов – речь идет об отправке по этапу в ГУЛАГ и на поселения. Статистики расстрелов у нас нет, она неочевидна, поскольку были расстрелы и буквально в последние минуты перед эвакуацией в июне 1941 года. Есть истории о львовской тюрьме, где расстреляли и заключенных, и даже машинисток. По документам видно, что очень много людей погибло в ГУЛАГе, пройдя через цепочку задержаний и тюрем: Пшемысль, тюрьма во Львове, отправка в Днепропетровск на рассмотрение личного дела «тройкой», а затем этап. Заключенные были измождены и условиями, и непосильным трудом.

В ходе исследовательской работы меня поразил один момент – медицинское освидетельствование заключенных проводилось за несколько месяцев до вынесения им «тройкой» формального приговора. Их проверяли, как на невольничьем рынке, решали, насколько они годятся для выполнения различных тяжелых работ в лагерях. То есть когда беженцев отлавливали на границе, НКВД заранее знал, что этот расходный человеческий материал пойдет на «стройки века» в Сибирь.

Какая история показалась вам особенно трагичной?

Личное дело Альфреда Энгеля. 18-летний парень из Чехословакии, которого вместе с другими евреями из его городка нацисты сначала погнали на принудительные работы, восстанавливать польскую инфраструктуру. Потом под угрозой расстрела немцы приказали им убираться в Советский Союз, в «жидокоммунистический рай». Там Энгелю сначала официально разрешили поселиться в Бучаче, а потом задержали как нарушителя границы.

На допросе Альфред Энгель выразил желание вернуться к родителям. «А, ты хочешь обратно, на немецкую территорию? Ты, наверное, шпион!». Парень умер в ГУЛАГе в ноябре 1940 года, раньше, чем его семья погибла в Чехословакии.

Другой пример – рижанка Махля Ган. Она вышла замуж за еврея из Варшавы, переехала в Польшу, постоянно бывала в Риге. Муж, который, насколько помнится, работал инженером, по делам службы оказался в 1939 году во Львове. Он застрял там, Махля застряла в Варшаве. Она взяла с собой семейный альбом и перешла границу. Причем Ган – уроженка Латвии, на то время эта страна во Второй мировой не участвует. Махлю Ган арестовали как злостную нарушительницу, влепили пять лет. Пролетарии обычно получали три года, а представители более высоких социальных слоев – пять.

Принадлежность к еврейским организациям усугубляла судьбу арестованных?

Да, об этом подробно писал Менахем Бегин в книге «Восстание». Был такой Давид Варгафтиг, уроженец Лудзы, который стал членом сионистского движения «Бейтар» и отвечал за его деятельность в Балтийских государствах и Финляндии. В 1940 году его и его соратников арестовали – это классовые враги, они уводят народ в совершенно другую от классовой мировой борьбы сторону.

Коммунисты видели, насколько сионистская идеология успешна, очень много молодежи и правого, и левого толка шли за сионистами. На территории Западной Украины и Западной Белоруссии они уходили в подполье, самоорганизовывались, передавали информацию. НКВД поняло, что имеет дело с очень сильным противником не только в идеологическом, но и оперативном плане. Поэтому, конечно, еврейская деятельность была отягчающим обстоятельством.

Насколько на отношение НКВД к беженцам влиял государственный антисемитизм?

Поскольку всё происходило якобы в рамках закона, очень формально, в документах проявлений антисемитизма нет. Судя по фамилиям, среди следователей тоже встречались евреи. Понятно, что они таковыми себя не считали, но и антисемитами, наверное, не были.

Все обвинения строились по следующей схеме: в России испокон веков была и есть культура охраны границ. Одна из основ российской стратегической доктрины – безопасность границ, их святость и нерушимость. У российской власти, и при Петре Первом, и сегодня, три основных кита: нерушимость власти, нерушимость границ и суверенность.

Нерушимость самого правителя – его невозможно скинуть с трона. Чтобы власть была нерушимой, границы должны быть нерушимы и непреодолимы для любого влияния извне. Суверенность, понятие, которым в наши дни активно оперирует Путин, – это возможность делать всё, что хочется, внутри этих границ. Чтобы никто ничего указывать не мог. Сегодня режиму угрожают иноагенты, а тогда – нарушители границы. Сразу после Октябрьской революции пограничной охраной стали заниматься ведомства, заточенные на борьбу с диверсантами и врагами. С их точки зрения, через границу несанкционированно переходить нельзя, а тот, кто перешел, – априори преступник.

Даже социально близкие коммунист или пролетарий?

В тот момент это никакой роли не играло. Еще до начала Второй мировой войны польские коммунисты массово бежали на советскую территорию, спасаясь от преследований. С ними расправлялись: раз они незаконно переходят границу, они преступники. Кроме того, в СССР Коммунистическую партию Польши ликвидировали. А эти люди, наверное, «ренегаты и предатели, сотрудничали с панской Польшей и немцами». Следователи не просто спрашивали у них о возможных контактах с иностранными разведками, а в лицо бросали обвинение: «Когда вы были завербованы такой-то разведкой, чтобы шпионить на территории Советского Союза?»

Шимон Сольник, коммунист, которого преследовали польские власти, и слова которого я вынес в заголовок статьи, на допросе сказал: «Если бы я знал заранее, что меня посадят, я бы вообще в СССР не приехал. Меня наказывают, несмотря на мою полную невиновность».

Вы упоминали Менахема Бегина, которого сначала приговорили к 8 годам заключения как «агента британского империализма», а затем освободили. Были и другие, которым повезло?

Летом 1941 года Черчилль заставил польское правительство в изгнании восстановить отношения с СССР. Благодаря этому была сформирована армия Андерса, многие заключенные получили амнистию и отправились воевать. Причем были амнистированы и польские офицеры, сослуживцев которых НКВД расстрелял в Катыни за год до описываемых событий. То есть, год назад расстреляли около 20 тысяч «классовых врагов», а теперь таких же классовых врагов освобождают, потому что есть формальный договор с польским правительством и данное британцам обещание.

Армия была выведена в Иран, благодаря этому спаслись еврейские дети, которые через Тегеран переехали в подмандатную Палестину. Солдаты-евреи тоже впоследствии добрались до Палестины. В Израиле таких немало, я разговаривал и с ними, и с их детьми. Многие попали в Советский Союз молодыми, чуть легче перенесли лагеря. Потом вместе с армией Андерса их перевели в Узбекистан, где климат мягче. А потом они попали в Палестину. Не очень разбираясь в геополитике и в том, что Сталин творил со своим народом, эти люди думают, что их отпустили по доброте душевной. Не зная всей правды, они воспринимают эту тему чрезмерно положительно.

Как вы изначально узнали о репрессиях в отношении беженцев из Польши?

С этой темой я впервые познакомился в 2018 году, когда исследовательский институт при Мемориальном музее Холокоста в Вашингтоне пригласил меня на полгода в качестве исследователя. Я занимался проектом «Советская разведка и Холокост», по которому сейчас пишу книгу. Именно тогда я и увидел документы, которые проливают свет на отношение НКВД к еврейским беженцам из Польши. Эти документы вывезли в США, они долгие годы там пролежали, но никто ими серьезно не занимался.

Мне очень помог начальник архива Службы безопасности Украины Андрий Кохут, профессиональный историк и замечательный человек. Пару лет назад я встретил его в Европе и рассказал о своем проекте. Кохут, несмотря на войну в Украине, вызвался помочь и прислал уголовные дела, которые отсутствовали в американском архиве.

Частично собранная мной информация вошла в одну из глав будущей книги, но в более сжатом виде. Год назад в британском издательстве Routledge мне предложили принять участие в составлении сборника о неизвестных аспектах Холокоста в Польше. У меня дома следственных папок только одного Львовского НКВД где-то около 20 тысяч, поэтому я предложил издательству именно эту тему.

Почему эти документы, выставляющие советские карательные органы не в самом приглядном виде, были ими сохранены?

С одной стороны, в СССР любили уничтожать документы, которые могли послужить компроматом. С другой стороны, госструктуры традиционно любили отчетность. В Российской империи еще в XVIII-XIX веках переняли бюрократическую немецкую традицию, согласно которой всё должно быть запротоколировано. В Советском Союзе также существовало понятие социалистической законности, которое в 60-х активно развивал Никита Хрущев, и которое было актуально даже в 20-х и 30-х годах. Все зверства и ужасы должны были иметь законное обоснование.

После нападения Германии на Советский Союз предпринимались целенаправленные усилия по вывозу архивов. В частности, конкретный архив Львовского НКВД сохранился благодаря тому, что его успели вывезти на неоккупированную территорию, а после войны – вернуть обратно.

Эта тема каким-то образом упомянута в советской историографии?

Нет, нигде и никак. До войны, после 23 августа 1939 года, когда был подписан пакт Молотова-Риббентропа, любая антинемецкая пропаганда в СССР прекратилась. После войны этой темой тоже никто не занимался.

Официальный российский нарратив – мы спасали евреев, вы должны быть нам за это благодарны. На самом деле, НКВД и другие структуры не делали никаких скидок на то, что беженцы – это евреи, пострадавшие от нацистской оккупации. В органах прекрасно знали о происходящем, о том, что люди бегут не за сытной едой, а от смертельной опасности. В СССР были свои источники информации о происходящем в том же Варшавском гетто, еще до нападения Германии на Советский Союз. Все знали о том, что в Польше происходит геноцид, и что люди спасаются бегством от гуманитарной катастрофы. Но им не только не помогли, но и делали всё то, о чём я упоминал.

Те, кто занимаются пропагандой в современной России, об этом эпизоде могут и не знать. Но они должны знать о многом другом – об оголтелом государственном антисемитизме, об уничтожении Антифашистского еврейского комитета. Тот же [журналист-пропагандист] Владимир Соловьев об этом наверняка знает. Но молчит.

www.newsru.co.il/israel/21mar2024/falkov_int.html