Горячие новости
Яков и Маргарита

Яков и Маргарита

Реклама

05/25/2024  14:27:42

Он написал «Мастера и Маргариту» до Булгакова – и три года провёл в лагерях. Вернувшись, Яков Голосовкер дважды терял рукопись в огне – и дважды писал заново.

«В апрельскую пасхальную ночь, в годы нэпа, в Москве из Психейного дома таинственно исчез один из самых загадочных психейно-больных, записанный в домовой книге под именем Исус». Эти строки так напоминают легендарный зачин «Мастера и Маргариты», что кажутся взятыми из булгаковских черновиков. Однако принадлежат они совсем другому автору и открывают совсем другую книгу – «Сожженный роман» Якова Голосовкера.

Между этими двумя книгами столько перекличек, что литературоведы неоднократно пытались объяснить это «странное сближенье». Некоторые даже подозревали Булгакова в плагиате, поскольку роман Голосовкера был написан на несколько лет раньше. Впрочем, подтверждений тому не нашлось. Крайне маловероятно, что Булгаков читал неопубликованное произведение, существующее только в рукописи, тем более что с ее автором он не был знаком лично. Но как бы то ни было, между собой перекликаются не только книги. Судьба самого Голосовкера удивительно напоминает печальную историю Мастера и подтверждает крылатые слова Воланда «рукописи не горят».

«Сожженный роман» Голосковера сильно перекликается с «Мастером и Маргаритой»

«Сожженный роман» Голосковера сильно перекликается с «Мастером и Маргаритой»

 

Яков Голосовкер был земляком Булгакова – он родился в Киеве в 1890-м, на год раньше автора «Мастера и Маргариты». Его родители происходили из семей зажиточных коммерсантов, а отец к тому же был известным хирургом, так что вплоть до Октябрьской революции семья жила в достатке. Детство маленького Яши и его сестры Маргариты прошло близ той самой гоголевской Диканьки – у его деда было там поместье. В семье очень заботились, чтобы дать детям хорошее образование, и еще до поступления в гимназию они свободно говорили по-немецки и по-французски.

В гимназии Голосовкер подружился с Отто Шмидтом – впоследствии тот прославится своими легендарными ледокольными экспедициями, а в начале 1920-х станет не только другом, но и родственником Голосовкера, женившись на его сестре. После выпуска из гимназии они оба поступили в Киевский университет, но на разные факультеты: Голосовкер – на историко-филологический, Шмидт – на физико-математический. К слову, там же на медицинском факультете одновременно учился и Булгаков – он был ровесником Шмидта.

Отто Шмидт – друг детства Якова Голосковера

Отто Шмидт – друг детства Якова Голосковера

 

Голосовкер увлекся античной филологией и одновременно философией. В итоге он защитил дипломные работы по обеим дисциплинам и продолжил изыскания и в той, и в другой области. Конец его штудиям положила Октябрьская революция – теперь приходилось думать не об исследованиях, а о выживании. Так, в 1918-м Голосовкер перебрался в Москву к сестре. Там он познакомился с Андреем Белым, Юрием Олешей, Всеволодом Ивановым, Викентием Вересаевым, а главное – с Анатолием Луначарским, наркомом просвещения.

Именно через Луначарского Голосовкер смог получить работу в Наркомпросе. Тот же Луначарский в 1919 году выхлопотал ему командировку в Крым. Формально Голосовкер поехал туда для организации литературных обществ и охраны литературных памятников. На самом деле он рвался в Крым за любимой женщиной, но никогда о ней не распространялся. Многие слышали о его роковом романе – но практически никто не знал подробностей.

 

У Голосковера был тайный роман, о котором так никто и не узнал

У Голосковера был тайный роман, о котором так никто и не узнал

 

«Я любил, как, быть может, не умеют уже любить в ХХ веке, – писал Голосовкер гораздо позднее в автобиографическом очерке “Миф моей жизни”. – Я стоял перед выбором: или любимая женщина, или мое дело. Она была из тех созданий, которых в силу сложнейших обстоятельств надо было выкупить у людей. Такую женщину выкупают или золотом, или славой. Горькое признание. У меня не было ни того, ни другого».

Эта же загадочная страсть заставила Голосовкера вернуться в 1932 году из Германии, куда он уезжал на два года изучать немецкую философию и слушать лекции известного филолога-классика Ульриха фон Виламовиц-Меллендорфа. Позднее Голосовкер признавался, что испытывал соблазн остаться: симпатий к советской власти он не питал, лишь принимал ее как неизбежную данность. «В то время было легко получить паспорт. И многие уезжали насовсем. Но я вернулся. Была женщина, которую я любил», – рассказывал Голосовкер в последние годы жизни своему знакомому Владимиру Зелинскому, будущему православному священнику, а тогда – студенту-филологу.

К тому же Голосовкер не верил, что советская власть – это надолго. Он считал, что ей отпущены считаные годы, в лучшем случае – пара десятилетий. Он не раз спорил по этому поводу со своим коллегой-античником и вечным оппонентом Алексеем Федоровичем Лосевым. Тот утверждал, что «история с большевиками затянется лет на двести». И хотя СССР продержался гораздо дольше, чем рассчитывал Голосовкер, вероятно, его оптимизм спас ему жизнь. Ровно через год после его отъезда к власти в Германии пришел Гитлер – и несложно догадаться, какое будущее ждало там ученого-еврея.

Зарабатывал Голосковер в СССР преимущественно переводами

Зарабатывал Голосковер в СССР преимущественно переводами

Впрочем, возвращение в СССР тоже не было безоблачным. Он сотрудничал с издательством Academia, где готовились к печати его переводы Гёльдерлина, а также книги «Так говорил Заратустра» Ницше. Правда, перевод «Заратустры» раскритиковал Горький, но зато от него был в восторге Луначарский, а главное – директор издательства Лев Каменев. Последнее в итоге и сыграло против Голосовкера. Книгу к печати одобрили, но в свет она так и не вышла. В 1934-м Каменева арестовали, а через два года расстреляли по обвинению в троцкизме.

Вскоре последствия коснулись почти всех, кто с ним работал. Не избежал репрессий и Голосовкер. Сначала приостановили публикацию всех его трудов – и не только Ницше, и без того попавшего в опалу из-за любви к нему Гитлера, но и, казалось бы, невинная антология «Античный мир в русской поэзии». А в 1936-м за Голосовкером пришли. Приговор по тем временам оказался очень мягким – «всего» три года лагерей. Философ провел их в Воркуте.

До ареста он читал лекции по античности в университетах, занимался переводами, писал статьи и книги, а после освобождения из лагеря стал безработным и бездомным. К тому же вернуться в столицу он не мог – это право Александр Фадеев выхлопотал для него только в 1942-м. Но главным ударом было даже не это: архив его работ, оставленный на хранение другу-художнику, был уничтожен. Имя этого человека хорошо известно, однако Голосовкер никогда его не упоминал, не желая тому славы Герострата.

Луначарский (на фото) многое сделал для карьеры Голосковера

Луначарский (на фото) многое сделал для карьеры Голосковера

Художник, страдавший психическим расстройством, в приступе помутнения сжег все свои работы, а заодно труды Голосовкера. В их числе был тот самый «Сожженный роман» – ранее он назывался «Запись неистребимая». Писатель и философ считал его одним из трех главных трудов своей жизни. Правда, была еще одна копия, ранее отправленная в Париж с двоюродным братом, однако ее следы затерялись.

Голосовкер полностью восстановил роман и еще несколько философских работ по памяти. Но несчастья на этом не закончились. Даже после получения московской прописки Голосовкер так и остался бездомным – и жил где придется. На некоторое время его приютил у себя в Переделкине Корней Чуковский: его внук Дмитрий вспоминал связанный с этим курьезный случай. Голосовкер, не желая оставаться нахлебником, постоянно помогал в огороде. Там его заметили соседки, и вскоре делегация местных старушек пришла на поклон к «батюшке». Из-за окладистой бороды они приняли Голосовкера за священника и попросили служить требы.

Свой архив Голосовкер теперь хранил на даче у сестры в том же Переделкине. Но в 1943-м дом сгорел вместе со всеми бумагами. Это подкосило, но не сломило Голосовкера, и он восстановил роман вторично. Конечно, об издании и речи идти не могло – вряд ли бы нашелся редактор-самоубийца, желающий выпустить в свет книгу опального писателя о появлении Иисуса Христа в советской Москве.

«Сказания о титанах» выпустило Детгиз, хотя книга была совсем не детской

«Сказания о титанах» выпустило Детгиз, хотя книга была совсем не детской

Впрочем, дело было не в содержании книги. Голосовкер в принципе стал непечатным. В Союзе писателей, куда он попытался пробиться, его и слушать не захотели. Зарабатывать литературным трудом без заветных корочек в СССР было невозможно. Голосовкера, как и многих других опальных авторов, спасли переводы – после войны он жил в основном на переводческие гонорары. Одновременно он писал в стол труды по античной философии и ушел, как принято говорить сейчас, во внутреннюю эмиграцию. Его знакомые вспоминали, что он переселился в мир античности и постарался максимально отгородиться от окружающей действительности.

При жизни вышли только две его книги. В 1955-м Детгиз выпустил «Сказания о титанах» для детской аудитории, хотя вещь сама по себе была совсем не детской. И позднее, в 1963-м, благодаря счастливой случайности напечатали философскую работу «Достоевский и Кант». В издательстве АН СССР ее отвергли – скорее всего, даже не читая: вопросы вызвало уже само имя Канта в заглавии. Рукопись вручили сотруднику издательства Евгению Кляусу, чтобы тот вернул ее автору, поскольку жил по соседству. Кляус по дороге начал читать рукопись и не смог оторваться. В итоге он каким-то чудом все же убедил выпустить книгу – пусть и очень скромным по советским меркам тиражом в 8500 экземпляров.

Признание к Голосковеру пришло лишь после смерти

Признание к Голосковеру пришло лишь после смерти

В последние годы жизни у Голосовкера начались проблемы с психикой и памятью. «Я забыл греческий язык», – признавался он в ужасе Владимиру Зелинскому. У писателя началась мания преследования: он то и дело переворачивал вверх дном свою скромную квартиру, уверенный, что в ней спрятаны «жучки». Но больше всего он боялся вновь потерять свой архив, утерянный и восстановленный дважды, а также вновь написанные труды – в том числе свою главную философскую работу «Имагинарный абсолют». Помутнение рассудка прогрессировало, и после долгих уговоров племянника Голосовкер согласился лечь в психиатрическую клинику. Там он провел три последних года жизни и скончался, одинокий и почти всеми забытый, в 1967 году.

Труды Голосовкера, которые он считал и называл своими детьми, пережили автора и все-таки увидели свет после перестройки, причем не только на русском языке. Его работы переиздаются и исследуются, а сам Голосовкер занял почетное место в истории философской и литературной мысли – пусть и после смерти.

Елена Горовиц

Елена Горовиц

jewish.ru/ru/people/culture/205043/

Посмотреть также...

Падение Алеппо: баланс сил в Сирии меняется. Кто за кого и против кого воюет

Падение Алеппо: баланс сил в Сирии меняется. Кто за кого и против кого воюет

12/02/2024  12:23:29 время публикации: 02 декабря 2024 г., 07:57 | последнее обновление: 02 декабря 2024 …