Ход войны после 7 октября: халатность или преступление?

Резюме: Главная цель войны Израиля – свержение правления Хамаса; Амбициозная цель, направленная на изменение политико-стратегической реальности. Для достижения этой цели необходимо международное сотрудничество, чтобы обеспечить легитимность нового правительства, финансирование реконструкции сектора, его гражданской администрации, перевод государственных служащих Газы к новому работодателю, де-радикализации и внутренней политики, безопасности. То есть, в уникальном контексте «Железных мечей» существует необходимость коалиционной войны. Действительно, война началась с беспрецедентной поддержки Соединенных Штатов, Запада и умеренных арабских стран на стороне Израиля, но сочетание отказа вести диалог с международными партнерами о характере правительства, которое заменит ХАМАС, затягивание решения гуманитарной проблемы, крайние послания и плохое управление, юридический аспект, нанес глубокий ущерб легитимности Израиля и его способности использовать международное сообщество для достижения целей войны. Эта травма была нанесена, когда с его стороны не было никакой выгоды, и когда поведение правительства мешало ему в реализации цели войны. Если не произойдет глубоких изменений в поведении правительства (и если еще не слишком поздно), похоже, что положение Израиля в ближайшие годы будет хуже, чем до войны.

Война — это предприятие по преобразованию тактических затрат в стратегические результаты. Военные усилия являются лишь одним из серии национальных усилий, которые вместе и в синергии призваны реализовать политические цели войны. Уникальный контекст войны должен характеризовать военные и другие усилия в соответствии с конкретными обстоятельствами конкретной войны. Военные усилия направлены не на время войны, а на воздействие на последующие годы, возможно, десятилетия. Перефразируя слова Рональда Рейгана на выборах 1980 года, обязательный вопрос звучит так: «Получилось ли ваше положение после войны по сравнению с ситуацией до нее и с учетом всех национальных параметров?»

Оценивать итоги Войны Железных Мечей пока рано, но на момент написания статьи сложно сказать, что война ведется по вышеупомянутым принципам. Нет реальных политических целей, на достижение которых направлена ​​война, трудно найти междисциплинарную национальную синхронизацию усилий, и отсутствует характеристика всех усилий, адаптированных к уникальному контексту войны (по крайней мере, на первый взгляд). .

Управление, похоже, сводится к выбору следующего военного вклада, причем ввод ведет к… еще большему вкладу. Перефразируя «Алису в стране чудес», если вы не хотите определять, куда идете, вы, вероятно, тоже туда не попадете. Между тем, долгосрочные цены растут, и если не произойдет глубоких изменений в образе поведения (и да, если еще не слишком поздно), то сомнительно, что положение Израиля в ближайшие годы будет лучше, чем сейчас. положение перед войной.

Анализ стратегии Хамаса требует изучения его открытого поведения, поскольку систематических публикаций по этому вопросу мало. Его целью, возможно, было помешать Саудовской Аравии присоединиться к Авраамовым соглашениям, улучшить позиции в борьбе за палестинское лидерство на следующий день после Махмуда Аббаса или воспользоваться возможностью на фоне структурного ослабления Израиля из-за «правовой реформы» и внутреннего раскола, к которому это привело.

ХАМАС завершил свое наступление уже утром 7 октября, а затем перешел к обороне и истощению. Целью захвата заложников было заставить Израиль освободить заключенных и сохранить руководство. ХАМАС готовился к обороне в городских районах, вероятно, с намерением нанести тяжелый ущерб ЦАХАЛу и, главным образом, заставить ЦАХАЛ нанести значительный ущерб гражданскому населению Газы.

Ущерб гражданскому населению должен был способствовать тому, чтобы война стала много-фронтовой, включая Иран и его приспешников, ЦАХАЛ и израильских арабов. Ущерб гражданскому населению также направлен на подрыв Авраамовых соглашений и политического процесса с Саудовской Аравией, включая легитимность Израиля. К этому также присоединились усилия по повышению осведомленности и юридическая война (lawfare).

Все это, вероятно, было направлено на то, чтобы лишить Израиль возможности завершить свой военный план и положить конец войне после освобождения заключенных (что придало бы престижа организации), при этом Газа должна была остаться под контролем ХАМАСа, а Израиль ― ослабленным. Израильская стратегия должна была победить стратегию Хамаса.

События 7 октября сделали Израиль уязвимым и, судя по всему, он таковым и остается. Эта уязвимость, если бы она закрепилась, в корне подорвала бы израильское общество, его сдерживание против врагов и его активы по отношению к союзникам. Израиль должен был доказать, что он по-прежнему является региональной державой, или понести тяжелые последствия падения с этой позиции. Одной из отличительных черт региональной державы является ее способность к стратегическим изменениям. И стратегические изменения, которые необходимы и, возможно, наиболее достижимы, ― это крах режима ХАМАСа..

За годы, прошедшие после операции «Литой свинец», Израиль относился к ХАМАСу (и, похоже, приписывал ему) с государственной логикой, как к государству Газа. Это проявляется, в частности, в том, что раунды конфликта в Газе заканчивались переговорами об экономических договоренностях (таких как права на рыбную ловлю и обработку сельскохозяйственных земель), причем, в основном ― переговорами об экономических договоренностях с государством.

Однако методы, использованные ХАМАСом 7 октября, вывели его из сферы действия государственной логики. Никакая политика не может быть продолжена такими методами. И по этой причине ХАМАС не может оставаться во главе квази-суверенной территории, с правительством…

Цель свержения правления ХАМАСа требует дополнительного определения: кто будет править Газой. Стремление свергнуть правительство ХАМАСа без определения того, кто его заменит, не имеет важного элемента для определения целей войны. Без такого определения военным усилиям не хватает направления и конечной точки.

Израиль пытался добиться изменения стратегически-политической реальности лишь в небольшом числе случаев (например, в 1956 и 1982 годах), и в этих случаях его успех был скромным. Большинство войн были направлены на устранение военной угрозы и не были направлены непосредственно на стратегические изменения (хотя такие изменения иногда происходили как неожиданный побочный продукт), а военные конфликты последних тридцати лет были связаны с формированием последовавшей за ними рутины.

Такие конфликты, как Вторая Ливанская война и операция «Несокрушимая скала», возникали из-за разногласий по поводу правил игры для рутины, и их открытая стратегия заключалась в том, чтобы оказать общее давление, убедить противника принять требования Израиля относительно правил игры после войны. Это общее давление не требует завершения определенных действий, и кажется, что результат не сильно изменились бы, если бы Вторая Ливанская война закончилась после фазы «изменения направления 8» вместо «изменения направления 11», или если бы Операция «Защитная скала» закончилась через тридцать, а не через пятьдесят дней.

В отличие от военных целей, таких как разработка рутинных правил, где можно добиться «серого» или даже «кислого» достижения, свержение правления ХАМАСа является бинарной целью: либо она достигнута, либо ― нет. Поэтому свержение правления ХАМАСа требует полного осуществления организованных усилий, способных достичь этой цели, и чувствительность к прекращению усилий, пока они еще действуют, является полной.

Цели войны и обстоятельства, сложившиеся после 7 октября, требовали коалиционных усилий с международными партнерами; совместных усилий по созданию необходимых условий для завершения военной операции в Газе, и совместных усилий по созданию новой администрации в Газе. Утверждение о том, что Израиль мог бы справиться с войной в одиночку, не соответствует открытому поведению Израиля, и тому, кто это утверждает, придется нести тяжелое бремя доказательства.

ХАМАС хотел втянуть в войну другие стороны, в том числе, Иран и его приспешников. Иранская ось, хотя и не торопилась присоединяться к тотальной войне, стремилась поставить перед Израилем многоуровневые дилеммы, чтобы ограничить его свободу действий против сектора Газа. По необходимости или нет, Израиль и его союзники считали, что для того, чтобы позволить Израилю сконцентрировать свои усилия в Газе, союзники должны помочь Израилю изолировать арену Газы и позволить войне стать однофронтовой. Изменение военной позиции союзников на Ближнем Востоке, их оперативной деятельности и политико-стратегических заявлений призвано создать условия для концентрации израильских усилий на свержении правления ХАМАСа.

Союзники также помогали Израилю в защите от ракетных атак Ирана и его союзников, в замене этой миссии защитой свободы судоходства, в поставках необходимого оружия, в финансировании войны, а также в создании необходимых условий в международной системе и в Совете Безопасности.

Процесс замены правительства ХАМАСа другим ― сам по себе, требует сотрудничества с Соединенными Штатами, Европой и дружественными арабскими странами. Это необходимо для обеспечения легитимности нового правительства, финансирования реконструкции сектора, его гражданской администрации, упорядоченного перевода государственных служащих Газы к новому работодателю, дерадикализации и внутренней безопасности.

Как партнеры Израиля доказали своими действиями, они хотели его успеха и краха правления ХАМАСа. Однако у них есть и свои интересы, и их помощь требует учета их позиций. Конечно, не обязательно принимать все их первоначальные позиции как таковые, но необходим диалог, в котором будут обсуждаться все цели войны (в том числе, кто будет контролировать Сектор после ХАМАСа ) и помощь союзников в их достижении. цели согласованы параллельно. Это тот же «круговой» процесс, о котором говорилось ранее, в котором альтернативные цели войны рассматриваются на фоне сопоставления ограничений власти, возможности и желания создать условия для достижения этих целей.

Сомнительно, имел ли место такой процесс. Отсутствие взаимных дискуссий с международными партнерами оставило их на исходных политических позициях. Более того, высокий уровень участия международных партнеров в войне потребовал определенной характеристики стратегии, операций и посланий Израиля, которые учитывали бы существенные интересы и ограничения партнерства. Такой характеристики также не было создано.

Следовательно, уникальный стратегический контекст “Железных мечей” заключался в следующем:

— амбициозная цель фундаментального изменения стратегически-политической реальности;

— необходимость полной реализации до конца стратегии, способной достичь этой цели (частичной реализации недостаточно);

— необходимость создания условий, позволяющих в полной мере реализовать вышеупомянутую стратегию, включая международное партнерство;

— необходимость заранее договориться с международными партнерами, каковы цели войны и как охарактеризовать «пути и средства» таким образом, чтобы учитывались также жизненно важные интересы и ограничения партнерства.

Как только разразилась война, израильскому правительству пришлось принять ряд решений, которые определили ее форму.

Первое формирующее решение заключалось в определении, кто является главным противником в войне и, как следствие, на каких аренах следует организовать базовую наступательную ситуацию, а на какой — оборонительную базовую ситуацию.

Израиль справедливо решил, что главным врагом является ХАМАС, что он будет занимать основную наступательную позицию в Газе (и против ХАМАСа — в Палестинской администрации), а также — основную оборонительную позицию на других аренах. Это решение не является самоочевидным с учетом тумана боя, который царил 7 октября и сразу после него, а также с учетом мер готовности, принятых Хезболлой и другими сторонами, и ситуацию можно интерпретировать и в осевой призме.

Однако Израиль интерпретировал атаки «Хезболлы» как сдержанные и решил сдержаться перед лицом этих атак. Это решение было правильным, хотя сомнительно, чтобы Израиль позаботился о том, чтобы его действия и послания во время войны соответствовали этому решению. Так, например, сомнительно, соответствовало ли убийство Хасана Махдави, приведшее к прямому и прецедентному обмену ударами между Ираном и Израилем, стратегии изоляции арены Газы и сосредоточения там усилий.

Израиль подвергался неоправданной опасности в результате операций, которые могли привести к перенаправлению усилий на другие арены, а также ― к ненужному финансовому давлению на ПА в IOS.

Вторая важнейшая установка ― это взаимосвязь между свержением правления ХАМАСа и освобождением заложников. Эти две цели, по-видимому, рассматриваются как равноценные и взаимодополняющие, а в заявлениях капитанов они непоследовательно расставляются по приоритетам. Открытое поведение Израиля не демонстрирует четкой расстановки приоритетов между целями: иногда он проводил нападения, игнорируя заложников, а иногда ― приостанавливал операции на несколько недель так, что, казалось, отдавал приоритет заложникам.

На самом деле, эти две цели не могут рассматриваться как взаимодополняющие, и война, целью которой является освобождение заложников, имеет другую форму, чем война, главная цель которой состоит в свержении правления ХАМАСа. Политический эшелон не опубликовал директиву, рассеивающую этот туман.

Третье конструкторское определение ― это «часы» войны. Эти часы включают окно времени, которое можно получать от международного сообщества до тех пор, пока ухудшение международного общественного мнения не нанесет Израилю существенного ущерба; пространство, в котором можно терпеть беспорядки на арабской улице, прежде чем они начнут угрожать стабильности дружественных арабских режимов; время, в течение которого могут быть удержаны крупные мобилизованные резервные силы, предоставленные населению, эвакуированному из своих домов в приграничных районах, без нарушения работы, экономики и т. д. Возможно, что принятый жаргоном безопасности термин «часы» неточен, и под этим термином скрывается бюджетирование ресурсов для войны, а, по сути, отображение ограничений власти.

Подобное картирование не было проведено, и армия не получила директив от политического уровня, определяющих бюджет ресурсов и цен, доступных для войны. Хуже того, сообщения политических эшелонов могли создать (ложное) впечатление, что война имеет неограниченный запас времени, ресурсов, международного политического капитала и т. д., и побудить военных принять оперативный (ошибочный) план, в котором время, ресурсы и методы не являются критическим ограничением.

Действительно, сомнительно, чтобы оперативный план, предусматривающий медленное продвижение от квартала к кварталу, «решение» проблемы батальонов ХАМАСа (после которого все равно остается крупное и активное подразделение ХАМАСа), а затем переход в следующий квартал или возвращение в предыдущий, соотносился с необходимостью достижения определенных стратегических результатов в рамках корзины ресурсов и ограниченного времени.

Однако иногда именно армия выступала инициатором экономии национальных ресурсов, например, при принятии решений о высвобождении резервов и смягчении политики командования тыла.

Эти вопросы, конечно, связаны с вопросом о характеристике стратегии, чтобы она учитывала жизненные интересы и ограничения партнерства. Поэтому четвертым проектным решением должно было стать принятие мультидисциплинарной стратегии, объединяющей все ограничения и ресурсы: Дипломатия, гуманитарная помощь, правовые аспекты, сообщения и, конечно, военная экономика.

Поскольку ХАМАС сознательно решил разместить себя среди своих граждан и использовать их в качестве живого щита, военные действия по подавлению его власти неизбежно влекут за собой большой ущерб для непричастных гражданских лиц. Даже когда жертвы среди гражданского населения наносятся в соответствии с законами войны (с военной и пропорциональной целью), и даже когда Израиль упреждает гражданское население и создает четкие эвакуационные коридоры и безопасные места, обширный (и неизбежный) ущерб гражданскому населению бросает вызов международному партнерству.

Израилю следовало бы принять во внимание эту предсказуемую проблему, и с самого начала компенсировать ее обширной гуманитарной помощью, умеренными заявлениями, акцентом на соблюдении законов войны и другими инструментами, смягчающими проблему. Предполагалось, что дипломатия, широкая гуманитарная помощь и умеренные послания станут «мостом», по которому пойдет военное наступление. Гуманитарная помощь ― это и инструмент направления населения Газы в районы, где оно не будет мешать оперативному плану, и способ установления режима, который придет на смену ХАМАСу (через акт распределения и раздачи помощи), и как таковая предполагалось, что она является неотъемлемой частью плана войны.

Послания, позволяющие реализовать цели войны, должны были быть такими, например, что Израиль борется с ХАМАСом, а не с палестинцами, что ХАМАС доказал, что является препятствием для мира, и что Израиль остается приверженным международным соглашениям, которые он подписал, и дипломатическому решению, которое будет достигнуто путем переговоров без предварительных условий. Израиль немедленно начнет переговоры со своими партнерами в регионе и во всем мире о характере нового режима, который не будет включать в себя ХАМАС или израильскую оккупацию. Подобные сообщения, не подкрепленные новыми конкретными обязательствами, создали бы иную картину среди международного партнерства и общественного мнения.

На практике Израиль в течение шести месяцев неоправданно тянул с гуманитарной помощью, что привело к ненужному разрыву с союзниками, нанесло значительный ущерб его легитимности и привело к неконтролируемому и нежелательному проходу беженцев в Рафах (что важно для пресечения контрабанды оружия). Попытка использовать гуманитарную помощь как средство давления оказалась неудачной, так что наряду с ценами, которые платил Израиль, не было зафиксировано никакой прибыли. Подход израильского правительства к гуманитарной помощи не продвигал, а отдалял ее от достижения целей войны. Послания правительства и коалиции также не способствовали отношениям с союзниками и легитимации (например, «Конвенция победы», в которой приняли участие 40% членов коалиции, включая 11 министров), а такие такие заявления, как «Амалек», попали в раздел D иска в Международный суд.

В целом, несмотря на предсказуемую важность, сомнительно, чтобы юридическая сфера была проработана в рамках плана войны. Не только с точки зрения легитимности и международного ущерба, но и в вопросе юридической ответственности за сектор Газа или его части. Захват Назаретского коридора, а впоследствии, возможно, и пограничных переходов в Рафахе, приближает Израиль к определению оккупации со всеми вытекающими отсюда юридическими обязательствами и экономическими издержками и международными ценами, в отсутствие решения о том, что Израиль хочет быть определен как оккупирующая держава в Газе, и без того, чтобы он был к этому готов.

Затягивание с возвращением жителей Газы в северную часть сектора также вызывает юридические вопросы. Этими рисками можно управлять, например, с помощью согласованного с международными партнерами плана постепенного возвращения населения и постепенного ухода ЦАХАЛа из сектора Газа одновременно с приходом нового режима, однако такой план предложен не был.

Международная правовая система вмешивается там, где местная правовая система не функционирует должным образом, а в этой войне неспособность исчерпать израильские судебные процедуры перед лицом предполагаемых подозрений в насилии со стороны поселенцев привела к международному правовому действию против этих поселенцев.

Этот серьезный вопрос, сам по себе, создает риск опасного принципиального и сквозного определения состояния верховенства закона в Израиле, что открывает двери для международного правового вмешательства во все вопросы, находящиеся в юрисдикции израильской правовой системы, в отношении всех вопросов войны и всех вовлеченных лиц.

Не исключено, что те, кто не обеспечил соблюдение израильского законодательства в отношении поселенцев, якобы применявших насилие в Иудее и Самарии, своими собственными руками создали риск международного судебного разбирательства против израильского руководства.

В экономическом аспекте правительство не только не определило корзину ресурсов, предназначенных для войны, но и не перевело экономику на военные рельсы. Необходимо было сосредоточить ресурсы на войне и производстве последующего роста, а остальные бюджеты резко сократить. Но бюджеты конца 2023 и 2024 годов (и сопровождающая их бюрократия) не поддержали резервистов и предприятия, пострадавшие от войны, в той мере и в те сроки, в которых они были запланированы, они сократили бюджеты на будущий рост (такие как высшее образование и сельскохозяйственные исследования) и увеличили отраслевые расходы и замедлители роста (например, поощрение ультра-ортодоксальных студентов не учиться по профилю и не работать). Действительно, расходы правительства, за исключением военных расходов, выросли на необычные 12,2 %.

В то же время правительство приостановило работу палестинцев в Израиле, но не предложило вовремя альтернативы тем отраслям, которые от этого пострадали, в основном строительству, инфраструктуре и сельскому хозяйству, что сказалось как на экономической активности, так и на доходах государства от налогообложения этих отраслей.

Непосредственным результатом стало увеличение дефицита государственного бюджета примерно до 8 % ВВП, что привело к снижению кредитного рейтинга Израиля и ухудшению прогноза по кредитному рейтингу. На практике правительство Израиля сопровождалось на международных рынках темпами, в которых опускаются правительства с рейтингом «BBB» (накануне войны кредитный рейтинг Израиля составлял «AA», то есть фактическое снижение на рынках составило пять ступеней). Основанием для снижения рейтинга также послужили слабость государственных институтов Израиля и сомнения в их фискальной ответственности.

Сомнительно, что правительство провело всестороннее обсуждение взаимоотношений между целями войны и тем, что необходимо для их реализации, ограничениями, военной программой, международным сотрудничеством, гуманитарной помощью и необходимостью войны. посланий, юридических соображений и экономики войны; и уж точно не публиковало такой директивы.

Война началась с беспрецедентной поддержки со стороны США, Запада и умеренных арабских государств наряду с Израилем, но сочетание отказа от диалога с международными партнерами о личности режима, который придет на смену ХАМАСу, затягивание с решением гуманитарного вопроса, экстремистские послания и небрежное отношение к правовому аспекту, нанесло глубокий ущерб легитимности Израиля и его способности мобилизовать международное сообщество для достижения целей войны. Это было сделано, когда на его стороне не было никакой выгоды, а поведение правительства не приближало его к реализации целей войны. Отказ от дипломатического диалога с партнерством не нейтрализовал их, а лишь сохранил способность Израиля влиять на политические процессы.

Хуже того, такое сочетание грозит нанести долгосрочный ущерб — от глубоких трещин в сплоченности, бренде «Израиль» в деловом мире, иностранных инвестициях и экспорте, престиже израильской правовой системы в мире и защите, которую она обеспечивает ЦАХАЛу и правительству, до вреда академическому и исследовательскому сотрудничеству. Относительные преимущества Израиля основаны на международной интеграции — высокотехнологичная экономика, западное оружие, жертвенность…

Даже в более узкой перспективе — стратегической и военной — сомнительно, чтобы нынешнее поведение привело к улучшению реальности после войны.

Военные степени свободы Израиля сокращаются во многих отношениях. Не исключено, что война Железных мечей» ускорит вывод войск США из Ирака и южной Сирии, что увеличит свободу действий Ирана.

Сомнительно, чтобы статус и отношения иорданского короля с Израилем укрепились, а использование регионального соглашения по ПВО (MEAD), особенно, в контексте войны в Газе, могло бы уменьшить будущие степени свободы для его применения.

Поведение, которое привело к структурным трещинам в войне против слабых врагов, может подорвать способность Израиля действовать против самых сильных врагов (Ирана) и в самом важном (ядерном) контексте.

Поведение правительства приводит к тому, что многие события и результаты являются случайными, не результатом постановки целей, планирования и инициативы, а следствием отсутствия воли или неспособности принимать решения. Иногда реальность существует сама по себе, без управления. Иногда упорство на определенном пути приводит к тому, что риски оказываются слишком высокими, и от этого пути отказываются, порой слишком поздно и заплатив слишком высокую цену, в пользу другого пути.