Развенчание «героя»

Блеск и нищета глянцевого образа Моше Даян

Петр ЛЮКИМСОН

 

6 октября 1973 года началась Война Судного дня — самая продолжительная и кровопролитная война в истории Израиля. По традиции, в эти октябрьские дни в израильских СМИ принято вспоминать героев и антигероев тех давних событий.

Среди множества появившихся на эту тему очерков и воспоминаний особый резонанс вызвала опубликованная в «Маариве» статья бывшего редактора этой газеты Идо Дисенчика, рассказывающая о неприглядных поступках и чертах личности Моше Даяна. Помимо прочего, она помогает также понять, что происходило и до сих пор происходит в кулуарах израильских СМИ. Мы решили предложить читателю краткий пересказ этой статьи.

Идо Дисенчик начинает свои заметки с того, что на протяжении многих десятилетий имя Моше Даяна старательно превращают в миф, его личность все еще героизируют, и это в немалой степени помогло всем представителям семьи Даян — притом, что никто не отрицает их талантов — занять видное положение в обществе. Это касается троих детей Даяна — Яэли, Ури и Аси, которым спускали многие сомнительные с точки зрения морали, а подчас и закона выходки. Спускали и его племяннику — певцу Йонатану Гефену, и сыну Йонатана, певцу и композитору Авиву Гефену, и (пусть и в меньшей степени) известной журналистке Илане Даян. Стоит, к примеру, вспомнить, как спустя десятилетие после убийства Рехаваама Зеэви Илана обвинила покойного в сексуальных домогательствах и изнасилованиях подчиненных и в связях с акулами преступного мира. И хотя эти обвинения так и не были доказаны, политические противники легендарного Ганди на фоне скандала добились снятия его имени с мемориала бойцов ПАЛМАХа и предотвратили наименование в его честь улиц в ряде городов. При этом госпожа Даян ни словом не обмолвилась о том, что ее именитый родственник, именем которого названы улицы по всему Израилю, был не раз уличен в принуждении подчиненных к сексу и вообще видел в девушках-военнослужащих лишь рабынь своего гарема. Даян, вспоминает Дисенчик, вообще славился тем, что демонстративно нарушал принятые нормы и законы, начиная с грубого пренебрежения правилами дорожного движения.

Впервые Идо лично столкнулся с Моше Даяном летом 1969 года, когда был призван на резервистские сборы и направлен в Синай охранять обнаруженное там нефтяное месторождение.

Это были дни, когда Даян считался главным архитектором победы в Шестидневной войне и находился на пике популярности. Однажды взводу резервистов был дан приказ оставить на время пост и направиться в Аль-Хадем — уникальный археологический объект на западе Синайского полуострова, где полным ходом шли раскопки древнеегипетского храма. Дисенчику и его товарищам объяснили, что на объект должен прибыть министр обороны, и им надлежит обеспечить его охрану. Но когда резервисты прибыли в Аль-Хадем, вертолет с Даяном уже приземлился, и им оставалось лишь стоять в оцеплении и наблюдать за тем, как министр загружает в машину найденные археологами древние артефакты. Закончив загрузку, Даян дал летчикам отмашку лететь в Тель-Авив.

Идо Дисенчик признается, что не сразу понял, чему стал свидетелем. Но на обратном пути к месту службы один из его товарищей заметил: «Только что мы стали соучастниками преступления — кражи древностей с археологического объекта. Причем все было, как в гангстерских фильмах: воры вошли в банк и стали выносить оттуда ценности, а мы выполняли роль шестерок, которые стоят на стреме. Вот дерьмо!»

Масштабы кражи древностей, совершаемых Моше Даяном в Синае, Иудее и Самарии, до сих пор не установлены, но ясно, что его коллекция насчитывала не тысячи, а десятки тысяч артефактов, часть из которых в итоге была передана государству, а часть припрятана до сих пор. К примеру, только в 2018 году вскрылось, что несколько тысяч образцов древней керамики, самый ранний из которых датируется 3000 годом до н.э., Моше Даян спрятал в подвале дома своего личного шофера Шимона Зангермана. Обнаружив после смерти отца эту коллекцию, дочь Шимона Галь Замир позвонила в Управление древностей, сотрудники которого были поражены количеством артефактов, их разнообразием и ценностью, точнее, бесценностью.

Слухи о том, что Даян прибирает к рукам древности, ходили давно, и получив этому доказательство, Идо Дисенчик, только начинавший карьеру журналиста, поспешил к отцу — Арье Дисенчику, бывшему в то время главным редактором газеты «Маарив». Но к его удивлению отец наотрез отказался печатать хоть слово об этих «проделках» министра обороны.

— Что бы ты ни рассказал мне о Даяне, я не буду удивлен, — сказал сыну Дисенчик-старший. — Он способен почти на любую мерзость. Но мы не станем это писать и публиковать. Потому что он — Моше Даян, и его надо принимать таким, каков он есть. И плохим, и в хорошим. Пусть себе бесится. Но он нам нужен, потому что когда приходит час испытаний, он ведет нас к победе.

Так молодой журналист Идо Дисенчик понял, что для израильских СМИ есть фигуры, которые не подлежат критике, что бы они ни делали. Все это напоминало ему некий преступный заговор. И он, по его словам, задал тогда отцу вопрос: неужели надо покрывать Даяна любой ценой, включая сделку со своей совестью?

— У победы нет цены! — ответил Арье Дисенчик, и Идо объясняет это тем, что отец действительно видел в Моше Даяне национального героя и выдающегося политика, светлый образ которого не должен быть ничем запятнан в глазах избирателей.

Это мнение отца изменилось только в 1973 году, когда Идо вновь оказался в Синае, на полях Войны Судного дня, и вновь столкнулся с Моше Даяном в Шарм аш-Шейхе. Поскольку Дисенчик — человек левых взглядов, то брошенная Даяном фраза о том, что лучше сидеть в Шарм аш-Шейхе без мира, чем с миром без Шарм аг-Шейха, его покоробила.

Однажды Идо позвонили из штаба генерала Иешаягу Габиша и сообщили, что на фронт прибыл его отец Арье, и они могут увидеться. При встрече на НП Габиша отец и сын обменялись рукопожатиями — целоваться и проявлять перед другими чувства в их семье было не принято. Поняв это, генерал вышел «подышать воздухом», и только тогда Дисенчики обнялись.

— Я воспользовался первой же возможностью, чтобы повидаться с тобой, — сказал Дисенчик-старший. — И заодно попросить прощения.

— За что? — удивленно спросил Идо.

— За то, что тогда отказался печатать статью о Даяне, — ответил отец. — Я ошибался в этом человеке. Война застала его со спущенными штанами, и оказалось, что под этими штанами нет яиц! На встрече с редакторами газет на него было страшно смотреть. Счастье, что Голда не дала ему сделать заявление по телевидению — он объявил бы о капитуляции. Сейчас уже поздно писать ту статью, о которой ты говорил, но придет время, когда ты должен будешь написать об этом. После того, что случилось, Даян обязан подать в отставку. Но я его слишком хорошо знаю: сам он не уйдет.

Затем Арье Дисенчик вдруг вспомнил, как в 1950-х годах после неудачной операции в Калькилии, в ходе которой ЦАХАЛ понес большие потери, была созвана пресс-конференция. Обычно Моше Даян сам выступал перед журналистами и подробно разъяснял ход операции. Но в тот раз он ограничился лишь парой слов. «Вы уже знаете о том, что произошло в Калькилии, — сказал он. — О подробностях операции вам расскажет тот, кто ею непосредственно командовал — майор Ариэль Шарон!» И это притом, что все знали: приказ об операции был отдан именно Даяном!

— Я должен был уже тогда понять, что это за кусок дерьма, не готовый ни за что нести ответственность! — добавил Арье Дисенчик.

Он оказался прав: после Войны Судного дня Даян отказался уйти из политики. В 1977 году он стал министром иностранных дел в правительстве Бегина, а в 1981-м, будучи уже смертельно больным, решил баллотироваться в кнессет во главе собственной партии, которая могла еще больше ослабить позиции стремительно терявшей популярность «Аводы». Вот тогда Идо Дисенчик решил, что пришло время нанести Даяну удар, и впервые опубликовал свои воспоминания о том, чему стал свидетелем летом 1969 года в Синае. В официальной реакции на статью Моше Даян признал, что действительно побывал в те дни на раскопках в Аль-Хадеме и привез в Тель-Авив несколько табличек с древнеегипетскими надписями, а также статуэтку бабуина, видимо, символизировавшего малоизвестного божка из древнеегипетского пантеона. Но все это — исключительно для того, чтобы дать ведущим израильским египтологам возможность изучить уникальные артефакты, после чего они, конечно же, были возвращены в Аль-Хадем. Если же г-н Дисенчик считает, что действия министра носили преступный характер, он вправе подать соответствующее заявление в полицию или в Управление древностей.

Эта статья не особенно изменила отношения Идо Дисенчика с Моше Даяном, так как к тому времени они уже были смертельными врагами. Их вражда началась еще в 1977 году, незадолго до победы Менахема Бегина на выборах, когда Дисенчик вместе с еще пятью журналистами сопровождал Даяна во время его визита в США, где тот должен был встретиться с президентом Джимми Картером. Во время пересадки в Бельгии Даян неожиданно исчез для всех, включая его приближенных, более чем на сутки. Когда же он, наконец, появился, то наотрез отказался сообщить, где был (Даян встретился с личным посланником Анвара Садата в Марокко, заложив тем самым основу для будущих переговоров с Египтом — ред.). Когда же Дисенчик начал донимать его вопросами, министр осадил его самым хамским образом.

Но куда большее впечатление, чем неприкрытое высокомерное хамство Моше Даяна, на Идо Дисенчика произвела история с сенатором Хьюбертом Хамфри — бывшим вице-президентом США, считавшимся одним из самых преданных друзей Израиля. Будучи смертельно больным, доживая последние месяцы, Хамфри попросил Дисенчика устроить ему встречу с Моше Даяном. Идо передал Даяну эту просьбу, но тот, несмотря на то, что визит продолжался почти неделю, так и не нашел свободного часа, чтобы встретиться с сенатором, поскольку, видимо, считал его уже отыгранной фигурой. Между тем, Хамфри хотел предупредить израильского гостя о готовящемся администрацией Картера соглашении с СССР, которое существенно ущемляло интересы Израиля. Обладая необходимой информацией, Даян мог бы при встрече с президентом внести какие-то коррективы в текст этого соглашения, которое ударило Израиль как обухом по голове. И это — уже после того, как Хамфри в одиночку удалось убедить Картера подправить некоторые пункты договора и взять с президента слово, что он никогда не принесет интересы Израиля в жертву налаживанию отношений с Москвой.

При все более углубляющемся конфликте с Даяном Идо Дисенчик, по его словам, продолжал сохранять верность своим журналистским принципам. Так, когда он работал специальным корреспондентом в США, в одной из «желтых» американских газет вышла статья, рассказывающая о совершенных Даяном кражах исторических артефактов — видимо, инспирированная сторонниками «Ликуда». Но сделать по просьбе своей редакции заметку с цитатами из этой газеты Дисенчик наотрез отказался, заявив, что попросту брезгует брать данное издание в руки. Правда, «Едиот ахронот» все же опубликовала заметку о той статье с соответствующим цитатами…

* * *

О многом еще вспоминает Идо Дисенчик в своей статье. Например, о том, как накануне Шестидневной войны, будучи только-только назначен министром обороны, Моше Даян впервые пришел в здание министерства и встретил в коридоре доктора Цви Динштейна.

— А ты что здесь делаешь? — спросил Даян.

— Я вообще-то зам. министра обороны, — ответил Динштейн.

— Спасибо. Ты был им! — отрезал Даян.

Будучи, как уже сказано, человеком левых взглядов, Дисенчик вменяет в вину Моше Даяну как политику два главных обвинения.

Первое заключается в том, что именно Даян, по его мнению, мог добиться после Шестидневной войны мира с арабами, для этого ему надо было просто позвонить лидерам Египта, Сирии и Иордании и предложить им обменять мир на территории. Но Даян предпочел ждать, когда позвонят они, и следствием стало возникновение еврейских поселений и затянувшаяся оккупация.

Вторая вина Даяна, по Дисенчику, состоит в том, что в 1971 году Анвар Садат передал ему тайное послание о готовности к переговорам с целью достижения какого-то промежуточного соглашения по Синаю. Даян в ответ поколебался-поколебался — и отказался от диалога. Между тем, считает Идо Дисенчик, согласись он их продолжить, в 1971 году вполне можно было прийти с Египтом к соглашению, очень напоминавшему договор о прекращении огня, который был заключен в 1973-м. И тогда не было бы Войны Судного дня и ее 3000 жертв.

Но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, и довод Идо Дисенчика о том, что Израиль должен был в 1967 году первым протянуть арабам руку мира, звучит, мягко говоря, сомнительно.

А Моше Даян остается Моше Даяном. Хотя уже давно пришло время снять с его фигуры хрестоматийный глянец.

«Новости недели»

http://www.isrageo.com/2020/10/29/razven380/