— Милый Сема! Можно я буду тебя так звать по-простому, по-нашему, по-американски? — невыразимо мягким голосом перебила меня собеседница. — А ты зови меня просто Таней. Я сразу почувствовала по твоему объявлению о турнире, что ты такой одинокий, такой одинокий, а я тоже совсем одинокая…
— Вы ошибаетесь, — произнес я твердо, отчеканивая каждое слово. — Я не одинокий. У меня жена и двое детей. У меня три любовницы — в Париже, Лондоне и в Житомире. Кроме того, я плачу алименты еще на пятерых детей и состою в обществе анонимных алкоголиков.

НАМ НЕ ДАНО ПРЕДУГАДАТЬ

рассказ                                          

Самуил КУР

Лет семнадцать назад, в Германии, в городе Дюссельдорфе, один наш человек по имени Рафаэль придумал поэтический турнир. Суть в том, что на заданную строчку известного поэта надо придумать свое стихотворение, а потом проводится конкурс — у кого это лучше получилось. Поскольку я как-то тоже принимал участие в упомянутом турнире, Рафаэль попросил меня быть его представителем на Западном побережье Америки, т. е. пропагандировать здесь турнир и собирать для него стихи наших иммигрантов. Я имел неосторожность согласиться. Бескорыстные энтузиасты, рассуждал я, которые без средств, на общественных началах затеяли такое интересное дело — почему бы им не помочь? Я дал объявления в русскоязычных газетах, указал в них номер своего телефона и занялся текущими делами.

Первый звонок раздался через несколько дней, в 7 часов вечера.

— Здравствуйте, я по объявлению. Меня зовут Леонид, я из Сиэттла. Это вы занимаетесь турниром?

— Да, я.

— Значит, так: тема — строчка Тютчева “Нам не дано предугадать”, а дальше у него — “Как слово наше отзовется”, но вторую строчку не нужно, — правильно?

— В общем, да, — ответил я.

— Ну, стишок написать — не проблема, — бодро заявил Леонид. — Я вообще-то его уже написал. Вчера пришел из “садика” и написал. Куда мне его посылать?

Я продиктовал свой адрес.

— Высылаю! — прозвучало в трубке.

Назавтра в 7 часов вечера снова раздался звонок.

— Здравствуйте! Это Леонид из Сиэттла. Вы помните меня?

— Помню, — сказал я.

— Тут у меня возник вопрос: в каком виде посылать стих?

— Лучше всего напечатать. Можно прислать e-mail.

— У меня нет компьютера.

— Тогда просто напишите от руки.

— Хорошо. Высылаю.

Прошло два дня. Взяв в 7 часов вечера после продолжительного звонка телефонную трубку, я услышал знакомый голос.

— Это Леонид из Сиэттла. Я хотел спросить: а вы стих будете оценивать сами или в Германию пошлете?

— Я ваше стихотворение вообще читать не буду, — заявил я. — Отошлю в Дюссельдорф, там у них жюри, пусть разбираются.

— Вот это правильно, — поддержал меня Леонид. — Я тоже так подумал, вы ведь наверняка в этом деле ничего не смыслите, а там в жюри специалисты. Кстати, они грамотные люди?

— Безусловно.

— Они там что — все русские?

— Нет, — ответил я. — В основном, евреи. Но по-русски читать умеют.

— Это хорошо. Высылаю свой стих.

Минуло еще несколько дней. Когда в 7 часов вечера опять зазвонил телефон, мне уже было любопытно, о чём пойдет речь на сей раз.

— Это Леонид… — начала трубка.

— … из Сиэттла, — продолжил я.

— Вы меня запомнили? — обрадовался мужчина. — А ведь я вам так редко звоню. Скажите, а вы сами будете участвовать в турнире?

— Собираюсь.

— А вы уже написали стишок?

— Пока нет.

— А откуда вы тему возьмете? А так не бывало, чтобы вы тему из чужого стишка брали? Например, из того, который вам прислали? Или вообще чужие строчки использовали?

— Классики иногда так делали, — огрызнулся я. — Что касается меня, то пока еще не решаюсь.

— Это хорошо. Высылаю стих.

Мне казалось, что все аспекты турнира всесторонне рассмотрены. Но я ошибался. Очередной звонок в 7 часов вечера застал меня врасплох.

— Это Леонид, как вы помните, из Сиэттла. Я бы хотел уточнить: какие награды предусмотрены для победителей?

Пару секунд я стоял, осмысливая глубину вопроса. Потом ответил.

— Первая премия, — сказал я, — автомобиль “Запорожец”, антикварная модель 1965 года. Вторая премия — путевка на двоих на Красное море, в дом отдыха организации Хамас.

В трубке наступило краткое молчание, затем Леонид спросил:

— Скажите, если выпадет путевка, можно взять деньгами?

— Можно, — быстро ответил я. — В северокорейской валюте.

И положил трубку. Я очень надеялся, что после этого разговора больше звонков не будет.

Дня через два, вернувшись домой, я обнаружил на двери записку: мне приносили заказное письмо, но так как дома никого не оказалось, надо забрать его теперь в отделении связи. Я отправился на почту. Конечно, письмо было из Сиэттла, и я увидел, наконец, долгожданное стихотворение. Оно не было напечатано на машинке, не было набрано на компьютере и не было написано от руки. Оно было наклеено на толстый лист бумаги вырезанными из газеты буквами, причем автор почему-то использовал английский шрифт. Поэтому вместо русского И стояло заглавное английское N, а вместо русского Г перевернутое английское L с верхней палочкой, направленной влево. В тексте говорилось о некоем нашем эмигранте, успешно предсказывавшем клиентам их будущее. Прилагалась вырезка — интервью с ним на английском языке с номером телефона и часами приема.

Но больше всего меня поразила круглая печать, какие-то штампы и витиеватая подпись на обороте. Присмотревшись, я обнаружил, что Леонид по всем правилам заверил свой стишок у нотариуса…

В тот же день в 7 часов вечера тишину нашей квартиры нарушил телефонный звонок. Я вздрогнул, мысленно взял в руки дубинку и медленно направился к аппарату.

— Здравствуйте, могу я говорить с Самуилом? — раздался в трубке приятный женский голос.

— Конечно, это я Самуил, — ответил я приятным мужским голосом, мысленно отбросив в сторону ненужную дубинку.

— Я вам звоню по поводу поэтического турнира.

— Очень рад. Чем могу помочь?

— Знаете, когда я приехала сюда 8 лет назад, я обратила внимание на то, что здесь все пишут стихи.

— Вы хотите прислать свое стихотворение?

— Я как раз над этим думаю, но тут есть некоторые вопросы.

— Пожалуйста, что вас конкретно интересует в условиях турнира?

— Ой, всё интересует. Вы откуда приехали?

— Из Белоруссии.

— Не из Украины?!

— Нет, из Белоруссии.

— А я думала из Украины.

— В следующий раз я обязательно приеду из Украины, — заверил я ее.

— Жаль, конечно, что не из Украины, — вздохнула женщина. — А я приехала из Украины. Из Житомира.

— Вы что-то хотели уточнить насчет турнира… — дипломатично заметил я.

— Да, конечно. И как вы устроились?

— Хорошо. Устроился.

— Работаете — или как?

— В основном, или как. Но я не совсем понимаю, какое это имеет отношение к турниру.

— Отношение имеет всё. Особенно жильё. У вас, конечно, субсидированная квартира?

— Нет, арендованная.

— В конце концов это неважно, потому что у меня субсидированная.

— Но позвольте… — начал я.

— Милый Сема! Можно я буду тебя так звать по-простому, по-нашему, по-американски? — невыразимо мягким голосом перебила меня собеседница. — А ты зови меня просто Таней. Я сразу почувствовала по твоему объявлению о турнире, что ты такой одинокий, такой одинокий, а я тоже совсем одинокая…

— Вы ошибаетесь, — произнес я твердо, отчеканивая каждое слово. — Я не одинокий. У меня жена и двое детей. У меня три любовницы — в Париже, Лондоне и в Житомире. Кроме того, я плачу алименты еще на пятерых детей и состою в обществе анонимных алкоголиков.

— Так чего же ты мне голову морочил? — неожиданно громко раздалось в трубке, после чего связь оборвалась.

… Конечно, были и другие звонки — хорошие и разные, и стихи неплохие присылали. Я тоже написал стихотворение со строчкой “Нам не дано предугадать”. Но не отправил его на турнир. А вместо этого послал письмо Рафаэлю с просьбой освободить меня от обязанностей его представителя. По семейным обстоятельствам.

club.berkovich-zametki.com/?p=72567