«Переступи черту». Продолжение 3

Продолжаем публиковать новую повесть Михаила Кербеля «Переступи черту».

В данный момент автор проживает в Канаде. Но события в повести разворачиваются во многих республиках бывшего Советского Союза до и после крушения СССР.
Михаил — практикующий адвокат по уголовным и гражданским делам, не понаслышке знающий то, о чем он пишет.
Судьба адвоката — это судьба человека, избравшего целью своей жизни — помогать людям, попавшим в тяжелую жизненную ситуацию.
И, как мы увидим, герой Михаила Кербеля не изменяет этой цели до последней страницы, которой заканчивается эта повесть.

(Редакция сайта «Ришоним»)

Все права защищены  

Начало                                                                                             Продолжение 1

                                                                                                                                                                                             Продолжение 2

ИНСТИТУТ

Дембель

Прошло полтора года службы, и неожиданно Марку был объявлен уже бессрочный отпуск : увольнение из армии, демобилизация, по солдатски  дембель.  Оба его родителя достигли пенсионного возраста. И поскольку он – единственный сын, по закону служба прекращалась.

Внезапно вызвал к себе начальник политотдела части подполковник Голиков.

— Марк, есть одна просьба, одно предложение и один совет.

Просьба. Завтра ты по закону должен ехать домой. А через неделю смотр полка. Я знаю, ты подготовил полный концерт своей третьей роты, и будет жаль , если ты уедешь, а концерт сорвется. Останься еще на неделю.

Предложение: ты хороший парень, и вся жизнь у тебя впереди. Сейчас есть возможность записать в твоем военном билете национальность – украинец. Значит и в паспорте, который тебе выдадут, будет «украинец». Это уберет кучу проблем: и при поступлении в университет, и при распределении на работу. Советую тебе, как сыну. Возможность уникальная. Соглашайся.

Совет. Если ты вновь собираешься поступать в институт на журналистику, не стоит. Писать тебя там не научат, а образование слабое: обо всем и ни о чем. Хочешь хорошее гуманитарное образование, иди на юридический или на философский.  Что скажешь ?

Задержаться на неделю – проблем не было.

А вот сменить национальность …?

Да, кроме генов с еврейством Марка  ничего не связывало. Да и отец не раз предлагал  сменить национальность. Но именно отец почему-то в тот миг встал перед его глазами.

Показалось, что, отрекаясь от своего рода, от своих предков он  все-таки нанесёт  незримую рану отцу, так бережно хранящему  религию и традиции, в которых был воспитан. Несомненно, в словах его будет одобрение, но в сердце – огорчение.  Огорчить отца  Марк не мог.  От предложения отказался.

А в отношении образования надо было хорошенько подумать, но скорее всего подполковник прав.  Юридический — это неожиданно, но интересно.

Последняя ночь в армии. Сидят с Витей Белым и Левой Липовичем, срок службы которых заканчивался только через полгода.  Молчат. Пьют чай. Ещё одна страничка жизни перевернулась и закрылась…

Дубны

Старенький автобус «Пазик» везёт его из армии в родной город.

Странно, столько дней и ночей Марк мечтал об этом часе. А сейчас, когда тот наступил, какой-то особой радости  он  не испытывал. Может потому, что всю дорогу из хмурого, мышиного цвета неба непрестанно моросил осенний дождик. Может потому, что позади остался клок такой непростой и необычной жизни.

Да, она была временами слишком тяжелой, порой невыносимой. Но в то же время эти полтора солдатских года спрессовали глину души в кирпич.  Ушёл юношей, вернулся мужиком. Въехав в город и оглядывая с детства знакомые, родные места, явственно ощутил:  он – другой. И по  иному воспринимает все, что раньше его окружало.

Что-то важное, родное, незаметно  испарилось из его души во время бесконечного стояния в карауле и в постоянной долбёжке солдатских наук. Душа стала жестче,  меньше романтики,  жажды творчества. И это радости не добавляло. Его «розовые очки» хоть и не до конца, но существенно побледнели.

Сначала зашёл к Анне Михайловне. Парадная военная форма подогнана до миллиметра, фуражка с малиновым околышем и черным лакированным блестящим козырьком. Позвонил. Открывает она сама.Радостный возглас, объятия.  До чего же родное лицо, родной низкий голос:

—  Дали  отпуск ?

—  Нет. Насовсем приехал.

—   Ура !  Входи.

Два часа у второй мамы пролетели, как одна минута и вот он уже звонит в дверь своей квартиры. Дверь отворяется, и Марк с головой окунается в необъятную радость родительской любви, только теперь осознав, как же он по ним соскучился.

На второй день, услышав от кого-то из знакомых, что на швейной фабрике, где они школьниками давали концерт в день 8 Марта, ищут художественного руководителя, отправился туда. Познакомился и поговорил с директором, а уже на следующий день вышел на работу.

Вокруг – женское царство: от 18 до 50 лет. Новый худрук – событие. Марку тоже интересно познакомиться со всеми, чтобы выбрать лучших певуний для женского хора ( мужики — наперечет). Ходит по цехам, еще в парадной солдатской форме. Комплименты, шутки-прибаутки заканчиваются приглашением:

—  Прошу всех сегодня на репетицию – мы с вами создаём лучший хор в городе, будем выезжать на областные, а может и на республиканские концерты:  Дубны, Полтава, Киев! Жду вас всех после работы в клубе фабрики.

Пришли человек двести. Отобрал из них 60 лучших.  И за небольшое время сделали неплохой концерт: большой хор, вокальный ансамбль, сольные номера под аккомпанемент инструментальной группы, юмористические сценки, стихи, народные танцы под баян.

Но главной заботой стала подготовка к поступлению в институт. Основным предметом, сдать который Марк  был обязан на «отлично», чтобы поступить в юридический институт, была история СССР. Прочтя до армии уйму исторических книг, которые были для него продолжением сказок, историю знал неплохо. Но все же решил, что на этот раз случайностей быть не должно, и поэтому договорился о частных уроках с Надеждой Ивановной,  лучшей в городе учительницей по истори. И все 9 месяцев до сдачи экзаменов в институт упорно с ней занимался. События, даты, цари, вожди, партийные съезды  долбил и долбил, перемежая эпохи от древних времен до новейших, по хронологии и обратно пока они не уложились в памяти стройными рядами, и достать их оттуда он мог в любой момент дня и ночи.

А в мае Марк встречал Витю и Лёву Липовича, отслуживших армию. Сообщил, что собирается поступать в Харьковский юридический  институт. Витя решил снова ехать в Минск, поступать на факультет политэкономии.

 

Харьковский юридический институт считался лучшим в Украине и к тому же получал дотации Министерства внутренних дел: стипендия в два раза выше, чем в обычных институтах страны.  Выпускников института расхватывали на работу в суды, прокуратуру и МВД мгновенно. И это — здорово.

Плохо то, что это был  ВУЗ закрытого типа: без направления областного комитета коммунистической партии документы для поступления не принимались.

Первое собеседование в Дубенском горкоме партии. Марк предъявил характеристику школы, серебряную медаль и отличные характеристики политотдела воинской части с рекомендацией в юридический институт. Принимал его первый секретарь горкома партии.  С его дочерью Марк учился в одной школе.  Долгое время молчал.

—  Вы хорошо подумали о выборе института или может быть подумаете еще ? – наконец, спрашивает он.

—  Хорошо подумал. И прошу дать мне направление именно в Харьковский юридический.

—   Ладно, езжайте в область, но хочу предупредить, там собеседование будет посложнее.

На следующей неделе отправился в Полтаву. В обкоме партии Марка уже ждали. Комиссия из трех человек.  Не успев войти, он получил такой залп вопросов по предметам всех экзаменов, что если бы не готовился упорно, никогда бы такую атаку не выдержал.

Потом они долго рассматривали его характеристики, рекомендацию политотдела части и ходатайство Дубенского горкома партии. Придраться не к чему. Пошушукались между собой,  двое встали и ушли. Остался председатель комиссии. Чиновник лет  шестидесяти. Сухой скрипучий голос, жесткий взгляд непроницаемых бесцветных глаз.

—   Марк Захарович, формально  у нас нет оснований не дать вам направление для поступления в Харьковский юридический институт.

Но поверьте моему слову: Вы никогда туда не поступите. Никогда.

И не потому, что знания плохие, Вас просто туда не примут.

ИМ НЕЛЬЗЯ ЭТОГО ДЕЛАТЬ!   Почему – догадайтесь сами. Не мальчик уже.

Научитесь принимать разумные решения, особенно, если они определяют вашу судьбу.

Вот такое оптимистическое напутствие Марк получил в своей родной области.  Всё ясно. Национальность.   Клеймо.   На всю жизнь ?

Харьков

Харьков – второй по величине город Украины после Киева. В 30-е годы двадцатого века он несколько лет был  столицей республики. Центр отстроен после войны пленными немцами, видно, под стать их настроению — в мрачновато-серых тонах.

Харьковский юридический институт – красивое двухэтажное, белое с желтым,  здание с колоннами в классическом стиле, с яркими клумбами впереди и густыми кленами и тополями вокруг. Увидев его, учиться захотелось еще больше.

В Харькове жила двоюродная сестра Марка. Рита была почти на двадцать лет старше, замужем и уже давно работала учительницей в школе. Муж – ученый, кандидат наук. У них в квартире за две недели до начала экзаменов он и поселился, продолжая повторять историю СССР.

Когда Рита и её муж услышали, что Марк сдал документы в юридический, они в один голос стали уговаривать его  пойти в другой вуз.

—  Марк, все знают, что там на дневном факультете уже десять лет нет ни одного еврея.  А после арабо-израильской войны 1967-го года, в которой Израиль разгромил сразу несколько арабских стран — вообще глухо. СССР-то поддерживает арабов. Поменяй институт, пока есть время. Упрямство это не упорство, до добра не доведет.

Решение Марка было неизменным. Как-то через пару дней Рита вошла к нему в комнату с загадочным видом:

—   Завтра у нас вечером встреча с одним из моих первых учеников Толиком Тищенко. Он – преподаёт в юридическом инситуте и тоже будет принимать экзамены по истории в этом году. Послушаем, что он скажет.

В семь вечера было еще светло, и они встретились в парке Горького на теннистой густой аллее с красивым молодым брюнетом, который сразу бросился обниматься с Ритой. Его уважение и любовь к ней чувствовались моментально.

—   Рита Михайловна !  Как же я рад, что Вы позвонили, и что я Вас вижу спустя столько лет. Ну, как Вы, где Вы, рассказывайте,- затараторил он.

Они присели на лавочку, и минут тридцать говорили и не могли наговориться, позабыв о Марке, сидящем рядом. Наконец, первый восторг постепенно расстаял, и Анатолий повернулся к нему.

—    Рита Михайловна по телефону предупредила меня о предмете нашего разговора. Вы, молодой человек, не возражаете, если я задам вам несколько вопросов ?

—   Пожалуйста.

Но несколько  вопросов по истории страны переросли в бесконечность. Ответил  на все.

—   Ясно. Значит ситуация такая: я искренне уважаю вашу сестру, она моя первая и любимая учительница. Но даже если бы она на коленях умоляла меня поставить Вам «пятерку», я бы не смог это сделать. У вас серебряная медаль за школу, а значит в случае отличной оценки  вас  автоматом должны зачислить в студенты. Почему бы не смог?   Читайте.

Оглянувшись несколько раз, как в шпионских фильмах, он медленно достал из внутреннего кармана пиджака сложенную вдвое бумагу и протянул Марку.

Это была копия Закрытого письма Министерства  образования республики лично ректору Харьковского юридического института.

На бумаге с гербом Украины вверху прямым текстом было написано:

« Учитывая последовательно проводящуюся партией и правительством Украины политику национальных кадров, министерство строго рекомендует:  избегать приёма НА ОЧНУЮ (ДНЕВНУЮ) ФОРМУ ОБУЧЕНИЯ студентов следующих национальностей: ЕВРЕЕВ,  цыган …»

Строчки поплыли перед глазами Марка. Это был приговор. Окончательный. Обжалованию не подлежащий.  Да и жаловаться некому. Финиш, без старта.  Анатолий забрал письмо назад и, видя состояние Марка, дружески положил ему руку на плечо, перейдя на «ты».

—    Марк, у тебя с историей СССР все замечательно. Отнеси документы в университет на исторический факультет. Заведующий кафедрой истории СССР – мой приятель. «Пятерку» тебе гарантирую, и получай свою порцию незабываемой студенческой жизни.  Будешь хорошо учиться, оставят преподавать в Университете. Понравится археология, пожалуйста, поедешь на раскопки: мировые открытия ждут тебя. Это гораздо интересней, чем возиться с судебными бумагами или всю жизнь общаться с криминалом, отбросами общества.

Рита прямо засияла.

—   Спасибо, Толик, не знаю даже как тебя благодарить ! Конечно мы сделаем так, как ты советуешь. Отмечать его поступление будем вместе.

В ресторане!

Они еще с полчаса щебетали, не обращая на него внимания, а Марк тем временем все больше и больше укреплялся в своем решении: «Всё равно поступать буду только в этот «заколдованный» юридический институт».

Накануне экзамена вечер вместе с траурным настроением опустился в квартиру сестры,  будто Марк уже провалил экзамен. Поэтому он и постарался улечься спать пораньше, чтобы остановить поток её упреков и пророчеств, которые оптимизма уж никак не добавляли.

Перед сном вспомнилась вчерашняя консультация по истории, которую проводил перед абитуриентами доцент Баймескулов. Несомненно недюжинного ума, с высеченным из гранита волевым лицом и пронзительным взглядом, он за  час вогнал всю тысячную аудиторию абитуриентов в состояние такого ужаса, что единственной мыслью было: «Господи, только бы не попасть к нему на экзамен. Этот завалит точно».

Перед ним снова пролегла черта, и он её…  уже переступил.

Экзамен

На экзамен Марк поехал вместе с Левой Липовичем, которого Марк уговорил тоже приехать в Харьков поступать в институт культуры. Поскольку  они прибыли с с опозданием, экзамен уже шел полным ходом. Взлетают на второй этаж к аудитории, где предстоит сдавать, и первое что Марк видит – двух рыдающих девчонок  у огромного раскрытого окна («Хоть бы не вздумали выброситься?»)

В коридоре кроме него человек десять абитуриентов с потухшими лицами, ожидающих своей очереди.

—  Ребята, кто принимает экзамен в нашей группе? – спрашивает  у них.

—   Доцент Баймескулов с ассистенткой.

«Баймескулов ? Тот что проводил консультацию? — ноги стали ватными, а сердце забарабанило пулеметной очередью — Черт побери ! Да как же так ? Ну почему из 12 групп он оказался именно в моей?  И число сегодня не 13-е, и экзаменационная книжка не 13, ну почему и во второй раз такая невезуха???»

—     И как он принимает, какие уже оценки ?

—    Три «двойки», остальные «тройки». Хоть вообще не заходи. Лютует. Особенно после того, как поймал девчонку со шпаргалкой. Юбку ей до трусов задрал, выхватил шпаргалку и чуть не  матом вытолкал за дверь !

Настроение поднялось еще «выше».  Лева притих, сел на лавочку в коридоре.  В это время дверь открылась и в коридор выскочил красный, как рак, парень с экзаменационным листом в руках. Все – к нему: « Ну…что?». Парень широко улыбнулся: «Четвёрка»!  Ребята тоже заулыбались: первая «четверка» в группе.

—  Следующий ! – донесся из класса уже знакомый повелительный голос  Баймескулова.  Вокруг все замерли. И, поняв, что ждать не имеет смысла, Марк шагнул из коридора в аудиторию, как с борта корабля — в бездну океана.

Подходит к столу, на котором игральными картами разбросаны экзаменационные билеты, и видит слева от преподавателей, сидящих к нему спиной, на темно-синей крышке стола белеет список их группы. Напротив его фамилии слева написано: «медаль», как и у трех других абитуриентов из списка. Предупреждение преподавателю: поставишь «отлично», и абитуриент превратится в студента.

А кроме того…  его  фамилия, имя и отчество (единственные из всего списка группы) перечеркнуты тоненькой красной чертой.

«Все.   Приехали.   Итог моего экзамена предопределен. Рекомендация Министерства образования оказалась на самом деле приказом, который подлежит исполнению.» —  обожгла мысль.

И как ни странно, но осознание этого — мгновенно унесло его волнение и страх, придав еще бόльшую решимость идти до конца, каким бы он ни оказался.

—  Вы что застыли?  Тяните билет ! – повернулся к нему Баймескулов.

Не глядя, Марк взял билет и прошел к свободному столу.  Ответы на вопросы:  1)Ливонская война и 2) Декреты о мире и земле – даже не стал записывать, знал хорошо.

Пока Баймескулов слушал ответ очередного парня, Марк смотрел на экзаменатора и думал: « Вот человек, от которого сейчас зависит моя судьба… От его настроения, его восприятия, его воли …  Нет, не только от него.  Есть еще и приказ власти, который меня уже перечеркнул, и он знает о нем».

Отвечать пошел вне очереди, пока  другие ещё заканчивали готовиться. И вот он лицом к лицу с доцентом Баймескуловым и его белокурой ассистенткой. Начинает, как из пулемета, строчить о проигранной Иваном Грозным Ливонской войне. Через минуту слышит: «Достаточно.»

Ответ на второй вопрос занял не больше времени.

—  Марк Захарович – заглядывает в зачетную книжку доцент – я вижу, что ответы на вопросы билета вы знаете. Что ж, а теперь прогуляемся с вами по истории нашей страны ( как будто только что они «гуляли» по истории Америки). Готовы ?

И горной лавиной, неудержимой и бесконечной, на Марка обрушились вопросы. Причем,  если первый вопрос из древней истории, то следующий  – из новейшей, третий – из средних веков и т.д. до бесконечности…

—   Годы правления князя Владимира ?

—   980-й — 1015-й. Князь Владимир рожден от князя Святослава (945-972) и рабыни Малуши, ключницы его матери княгини Ольги…

—  Хватит.  Годы работы 3-й Государственной думы ?

—  1907-1912, это первая Дума, проработавшая пять полных лет…

—  Хватит.

Вопросы продолжали сыпаться и, вдруг, с Марком произошло то, что когда-то произошло с его дедушкой во время германской войны. Он  исчез из реальности. Улетел в другое измерение, не осознавая где он, что он делает и что со ним происходит. Он не видел Баймескулова,  только слышал его хрипловатый голос, перебивающий Марка и подбрасывающий новые вопросы, как сухие щепки в огонь.

Вопросы, вопросы, вопросы – ответы, ответы, ответы.

Как оказалось, экзекуция длилась 40 полных минут, притом что на обычного абитуриента доцент тратил не более десяти.

Лева, ожидавший Марка в коридоре, потом рассказывал, что когда он заглянул в аудиторию, то обалдел от увиденного: «Смотрю, ты, весь багровый, обливаешься потом. С горящими глазами, размахивая руками, строчишь ответами , почти кричишь, а экзаменатор так же громко атакует тебя все новыми и новыми вопросами, прерывая на полуслове, и, кажется, еще мгновение и вы броситесь в драку друг на друга.»

И, вдруг, наступила тишина, и Марк пришел в себя.

Первое, что увидел: побледневшее и перепуганное лицо ассистентки, взирающей на него, как на привидение из замка.  Потом – жесткое, побелевшее до желтизны, лицо Баймескулова.

Экзаменатор молчал. Он долго смотрел на список абитуриентов группы, из которого Марк уже был вычеркнут чьей-то начальственной рукой. Вычеркнут красными чернилами.

—   Марк Захарович – медленно и как-то вкрадчиво начал он – я задам вам еще один, последний вопрос. Ответите,  поставлю «отлично», если нет – «хорошо».

«Значит после нескольких десятков вопросов, на которые доцент получил несколько десятков правильных ответов, если я ошибусь один раз – поражение ?» — мелькнуло в голове.

—   Задавайте.

—   Почему вождь большевиков Владимир Ильич Ленин включил в Декрет о Земле программу левых эсеров?

Молнией пронесся по паркету своей памяти – там было пусто. Марк не знал этого не потому что забыл, а потому что никогда этого не читал, не видел.  Зато, как будто наяву, он  увидел красную жирную «пятерку» ……… ……. …….5 …..  ……..    ……..  ……….., медленно удаляющуюся от его экзаменационного листа к заднему краю стола.  И когда она была уже у самого края, он, судорожно сжавшись внутри, вдруг, скороговоркой произнес:

—   Этого вопроса в школьной программе по истории СССР я не встречал, потому что его там нет.

—    Хм, это правда. – ухмыльнулся Баймескулов, — Вопрос

из высшей школы. Но ведь вы же претендуете на «отлично»! Будете отвечать ?

—   Ладно. Я Вам честно признался, что не читал об этом. А можно мне попытаться ответить так, как я это сам себе представляю?

Молчание. Пламя страха опалило сердце.  И, вдруг:

—   Вы не знаете, но вы представляете?    Такого я еще не слыхал.  Ну, хорошо.  Попробуйте.

Медленно, снова отключившись от настоящего и еще раз с головой нырнув в эпоху революции, Марк начал говорить.  Короткими предложениями. И ощущение такое, что каждое слово – это шаг.  Шаг по  лезвию  огромного ножа: микрометр в сторону — и тебя рассечет надвое:

—   Декрет о земле был принят на 2-м съезде Советов. Сразу после революции. Программа левых эсеров, если я не ошибаюсь:  наделить каждого крестьянина землёй. Так?

—  Ну, так… – согласился экзаменатор.

—  Большинством населения страны были крестьяне, мечтавшие получить землю в свою собственность, как предлагали  левые эсеры, — уже смелее продолжал Марк.

— И что? – не отрывая от него взгляда спросил Баймескулов.

— Республика советов только родилась, и, очевидно,  в тот момент Ленину как её руководителю была важна поддержка многомиллионного крестьянства, большинства населения страны.  Может быть, поэтому он и включил в Декрет о земле программу левых эсеров: наделить землей каждого крестьянина?

Марк еще не окончил последнее слово, как Баймескулов грохнул кулаком по столу, и, обращаясь к ассистентке, выдохнул:

—   Я НЕ МОГУ НЕ ПОСТАВИТЬ ЕМУ «ОТЛИЧНО». НЕ- МО-ГУ !

Он взял экзаменационный лист, ручку и четко вывел в графе оценок:  «Отлично».  Слово, решившее судьбу.

И тут нервы сдали (вдруг передумает?),  Марк бросился и хотел выхватить,  экзаменационный листок, накрыв его рукой.

Острая боль – доцент уколол его ручкой —  вернула к реальности.

— Я еще не расписался. Могу и передумать – будто прочитав его мысли, улыбнулся вмиг ставший таким родным Баймескулов.

 

 Приемная комиссия

И вот Марк уже  в коридоре. Взлетает в небеса от счастья и сжимает в объятия Лёву.  Абитуриенты сжигают глазами счастливчика, получившего первую в группе  «пятерку».

Они еще не знают, что это – всё!  Что он  уже студент!

Студент «расколдованного» Харьковского юридического института!

Вопреки всем прогнозам и уговорам:  горкома партии, обкома партии, родственников, преподавателя института Анатолия Тищенко.

Вопреки Приказу Министерства. Вопреки истории этого института за последние десять лет !  ПО-БЕ-ДА !!!

Это был миг Счастья, настоящего Счастья!

Бросается к телефону-автомату — железному ящику с трубкой, висевшему на стене в коридоре института — бросает в щель две копейки и набирает номер сестры:

—    Только что сдал.

—   Оценка ?

—  Отлично!

Послышались короткие гудки. Бросила трубку. Набирает номер еще раз. И слышит ее крик:

—   У тебя хоть чуть-чуть совесть есть? Я ночь не спала. Все нервы размотала, а тебе шуточки ? Что получил?

—   Да говорю тебе: «от-лич-но»! Я не вру.

Молчание в трубке длилось очень долго.

—    Но этого же не может быть ! Ведь Толик…

—   Всё, Рита, с меня бутылка , а ты накрывай на стол. Вечером будем «обмывать»  мой студенческий билет. Думаю, через полчаса он будет в моем кармане.

«Не говори «Гоп», пока не перепрыгнешь» — хорошая поговорка.

Какими милыми и добрыми людьми показались члены  Приемной комиссии, куда Марк вбежал  доложить о результате экзамена.     Председатель приемной комиссии, декан 1-го курса Кащук, услышав, что у него медаль за школу и что историю Марк  сдал на «отлично», улыбнулся, пожал ему руку, поздравил и предложил присесть.

Марк протянул ему экзаменационный листок. Прочитав фамилию и увидев его драгоценную «пятерку», декан открыл список абитуриентов и углубился в его чтение. Вдруг лицо его преобразилось. Из нормального объемного человеческого, только что улыбающегося Марку, оно конвертировалось в плоскую безжизненную маску, и такой же безжизненный голос проскрипел: « Вам необходимо прийти сюда вечером. Часов в пять.»

Слова декана ледяной стрелой пронзили сердце. Радость испарилась. Ликовать и ставить точку  поторопился. Борьба продолжается.

Вечером прождал в коридоре более часа. Наконец, вышел декан. Проходя мимо, бросил: « Придёте завтра. В 10 утра».

Понятно, что никакого праздника вечером у сестры не получилось.

Ожидание неизвестного сжимало душу: что еще придумают хитромудрые чинуши из Приемной комиссии ?

Наутро в 10 часов Марк вошел в знакомый кабинет.

—   Военный билет принесли ?

—   Но вы же вчера не предупредили.

—   Езжайте за военным билетом.

Мухой смотался к Рите и через час вручил декану военный билет. Тот взял его трудовую книжку и начал внимательно вчитываться в нее и в военный билет.  Десять минут, пятнадцать. Терпение лопается.

— Да в чем, собственно говоря, дело ? – почти кричит Марк – У меня серебряная медаль за школу. Вчера я сдал профилирующий предмет – историю  на «отлично». По закону – я студент.  Какие проблемы???

—   По положению о Харьковском юридическом институте вы должны иметь 2 года непрерывного трудового стажа или два года отслужить в арми . Я вижу, что в армии вы прослужили только полтора года. Сейчас я хочу выяснить: имеете ли вы два года непрерывного трудового стажа. И если придя из армии, вы приступили к работе спустя месяц и один день, ваш стаж считается прерванным, и в институт вы зачислены быть не можете – не поднимая глаз, выдавил он.

Холодное спокойствие опустилось на душу.

—    Уважаемый председатель Приемной комиссии. На работу после армии я вышел не через месяц, а на третий день. У меня полных два года непрерывного трудового стажа работы во Дворце культуры и Профтехучилище еще до службы в армии. Таким образом, на момент подачи документов в ваш институт у меня вместе с армией и работой после нее более четырёх лет непрерывного трудового стажа. И этот факт подтверждается и военным билетом и трудовой книжкой, которые Вы сейчас держите в руках. Можете проверять хоть до конца рабочего дня. Мне спешить некуда, но из этой комнаты  без решения, принятого в соответствии с законом я не выйду.

—   Тише, тише, вы еще не прокурор, чтоб со мной так разговаривать —  декан поднял удивленные глаза и молча углубился в докуметы, записывая даты поступлений на работу и увольнений с неё и даты службы в армии. Потом он что-то считал в столбик на листе бумаги, опять смотрел документы и опять считал.

Наконец, вздохнув, вынул из ящика стола какой-то бланк, написал на нем фимилию  Марка и, поднявшись, явно обескураженный, вручил ему этот бланк.

—   Идите в 12-й кабинет к проректору по хозяйственной части. Отработайте на ремонте общежития две недели и поезжайте к себе домой.  ЕСЛИ мы примем решение зачислить вас студентом нашего института, вы получите письменное уведомление об этом.

« Если… Не «когда», а «если»». Значит вопрос завис. Настроение – ниже плинтуса. Остаётся только ждать.

Развязка

На отработке Марк должен был за две недели покрасить полы в комнатах целого  этажа институтского общежития. Не уверен, что успел бы – навыка не было. Но тут приехал Лёва и предложил помочь. Этаж они закончили за неделю, причем, пока Марк  красил одну комнату, Лева успевал – две.

В Харькове делать было нечего и он вернулся в Дубны – в ожидании решения Приемной комиссии.

А тем временем еще один его друг Витя Белый, сдав профилирующий предмет на «отлично», второй раз поступил в Белорусский университет, но уже на факультет политэкономии.

Шли дни. Одна неделя, другая. Марк уже настроил себя на отказ. И только за три дня до конца августа почтальон принес письмо с решением Приемной комиссии о зачислении и датой начала занятий – 1 сентября.

 

Харьков

Но 1-го сентября занятия не начались. Организационные вопросы. Не успел Марк получить студенческий билет и зачетную книжку ( для институтских экзаменов), как был приглашён к зам. декана по организации художественной самодеятельности Василию Шишкину, симпатичному обаятельному блондину.

—   Мы тут посмотрели твое  личное дело, Марк. Ты работал художественным руководителем. У нас художественной самодеятельности покровительствует сам ректор. Наверное, ты успел заметить,  девушек у нас мало. Хор – мужской. Вокально-инструментальный ансамбль – мужской. Надо бы разбавить девушками. Сможешь организовать женский вокальный ансамбль? – сразу перейдя на «ты», спросил Шишкин.

—   Не знаю,  учеба вряд ли позволит отвлекаться. Для того, чтобы ансамбль звучал, надо репетировать минимум четыре раза в неделю. Да и удастся ли отобрать таланты  из такого небольшого количества? Не знаю, не уверен.

—   Слушай, если ты это сделаешь, то я обещаю тебе  общагу прямо в этом здании ( здание института — в форме буквы «П», а левая ножка буквы — общежитие)  — соблазнял Шишкин – Кроме того, все в сентябре на месяц  поедут в колхоз, собирать картошку.  Холодно, мокро,  а ты с ансамблем останешься в городе, готовиться к концерту 7 ноября.

Картошка не пугала, а вот жильё прямо в институтском здании – это круто. Другое общежитие института находилось на краю города, и добираться до него занимало около часа двумя автобусами. Ради такого  решения квартирного вопроса стоило рискнуть. И опять вспомнился отец. Уже который раз в жизни Марку пригодился баян, учиться играть на котором заставлял его папа.

—   Ладно. Где и когда проводить прослушивание ?

Через пару часов Марк отобрал шесть девушек с неплохими голосами. А у одной — даже оперный.

Лёва, с которым они часто встречались, предложил пару неплохих эстрадных песен и расписал вокальные партии на три голоса.

Впоследствии он делал это регулярно, чем очень помог Марку, так как благодаря успехам его певуний, он заслужил расположение ректора, и, несмотря на родовые муки при поступлении, жизнь и учеба в институте все четыре года катилась, как по маслу ( Маслов — фамилия ректора).

Вскоре ребята из его курса уехали на картошку, а он начал репетиции с симпатичными девчонками. Занимались с удовольствием. Девчонки быстро схватывали свои партии, и уже через месяц готовы были выступать.

 

 Начало занятий

В октябре начались занятия. Учёба давалась на удивление легко, и за это еще и платили стипендию по 40 рублей в месяц. А когда на первой сессии  сдал все экзамены на «пятерки», получать стал 55 рублей. Сумма в то время вполне достаточная,  чтобы заплатить за питание в студенческой столовой, за место в комнате общежития да еще и сходить на танцы ( дискотека с живой музыкой) в городской парк или в кино.

Четырёхэтажное общежитие можно было назвать уютным. Чистота. Девочки жили на одном этаже, мальчики на других. Кухня, умывальник и душевая – одна на весь этаж.

В комнате их было четверо. С одним из них, Павлом Орловским, с которым они  учились в одной группе, Марк подружился. Отслуживший три года в морском флоте, Павел женился на своей землячке — красавице и умнице брюнетке Свете. Она поступила в институт на год раньше и в тот же год родила сына. Паша жил с ней на съемной квартире, работал и помогал с ребенком, а на следующий год вместе с Марком поступил в институт. Света и Павел были родом из чудесного города на берегу Южного Буга – Николаева, который  потом сыграет немалую роль в судьбе Марка.

Студенческая жизнь текла насыщенной и интересной. До двух часов занятия в институте, потом несколько часов подготовки к урокам, а вечером или репетиции, или тренировки по баскетболу.

В выходные дни – парк Горького, танцы. Иногда встречались с Лёвой, и с одноклассником Колей Умельцевым, учившимся в институте радиоэлектроники.

Ансамбль девушек с успехом выступал на концертах в День революции и на Новый год. Симпатичные девушки в мини-юбках пели и пританцовывали так, что сам ректор, обычно сидевший в середине зала, перебрался на первый ряд и явно наслаждался их выступлением.

Юра Свирский

К зимней сессии – экзаменам и зачетам – Марк  готовился вместе с Пашей Орловским у себя дома в Дубнах. Павел – высокий, сероглазый, на редкость волевой, целеустремленный и сильный телом и  духом парень. Родись на четверть века раньше, он в  Отечественную войну — наверняка был бы  командиром. Вдвоем готовиться было и интересней, и полезней: постоянные перекрестные вопросы помогали лучше запомнить текст.

Однажды Марк зашел проведать своего одноклассника и друга, не поступившего в Воронежский институт  Юру Свирского – лучшего танцора их городка, одного из их школьной «команды», никогда не унывающего любимца девчонок.

Застал его лежащим в постели, спящего, больного,  с температурой 39. Поразили почерневшие руки с траурными полосками под ногтями. Спросил об этом у его отца.

—    Юра тяжело работает на машзаводе, на прессах – с грустью ответила он — Грязь можно отмыть, а вот угроза потерять пальцы на старых разболтанных станках вполне реальна.

Острая жалость и желание помочь другу сжали сердце, и неожиданно для себя Марк  непререкаемым тоном сказал:

—  Юра будет учиться в моем институте. Обещаю. Пойдемте со мной.

С отцом Юры они пошли домой к учительнице, готовившей Марка по истории СССР к поступлению в институт, и Марк уговорил ее три раза в неделю заниматься с Юрой историей, а заодно, по возможности, и русским языком с литературой. И Юра, добросовестно в течение полугода отзанимавшись с учительницей и имея хорошую память, приехал на экзамены довольно подготовленным.

Перед экзаменами Марк попросил его надеть военную форму, в которой  симпатичный Юра смотрелся, как звезда кино. Затем Марк познакомил его  со  своими преподавателями английского, и истории, представив как «брата» и попросив отнестись снисходительно к парню, только что отслужившему в Советской Армии. Естественно, после этого Юре удалось набрать 17 баллов,  что для коммуниста, которым он стал еще в армии, этого вполне хватило. И так неожиданно для себя (школьный аттестат — полный «троек») Юра стал студентом лучшего юридического института Украины.

Устроив его танцором в художественную самодеятельность института, Марк смог «пробить» Юре то же общежитие в здании института, где они благополучно дружно и весело прожили вместе в одной комнате все последующие три года.

 

Город невест

После окончания третьего курса им полагалась стажировка: месяц – в следственном отделении МВД, месяц  в суде, месяц в прокуратуре.

Паша Орловский уговорил Марка поехать вместо родной Полтавской области к нему на юг Украины в Николаев, который называли городом корабелов ( три судостроительных завода) и городом невест ( невероятное количество красивых девушек).  Паша  жил в Корабельном районе  в частном доме с мамаой на берегу широчайшего Днепро-Бугского лимана– 45 минут езды на автобусе до центра города.  Марка определили там же в следственный отдел милиции стажером.

В первый день к девяти утра ( июньская жара почти как в тропиках)  Марк приходит в кабинет, где уже расположились за своими рабочими столами четыре следователя. Один из них, его руководитель стажировки, подозвав и вручив несколько измятых рублей, просит зайти в магазин напротив, купить бутылку водки и пару плавленных сырков.  «Наверное к обеду,» — подумал Марк.  Купил, принёс.

Все без исключения следаки тут же разлили по полстакана водки каждому и, разломав по пол-сырка, чокнулись: « За рабочий день!», выпили, закусили и с чувством полного удовлетворения стали вызывать из корридора и  допрашивать обвиняемых, свидетелей, потерпевших. Веселенькое начало!

Впечатление о работе в милиции осталось самое паршивое.

Не раз пришлось наблюдать   наглость и презрение насильников, полных отморозков, которых хотелось разорвать собственными руками, но которых отпускали, потому что вмешались влиятельные родственники. И в то же время он видел, как опера зверски избивали подозреваемых, выбивая показания у тех, которых он никогда и не подумал бы упечь за решетку.

Выяснилось, что всем сотрудникам определялся план: сколько уголовных дел в месяц надо возбудить и по каким статьям Уголовного кодекса. Однажды собрали группу оперативников в штатском и отправили на танцы в городской парк, затеять драку, и привезти несколько гражданских «драчунов», так как «горел» план по возбуждению уголовных дел по хулиганству. (Демонстрация «активной работы» начальству.)

Марк понял: это была система. Не столько делать, сколько показывать. И за это ловить звездочки на погоны.

В то время еще не знали термина «крышевание», появившегося лвадцать лет спустя. Но оно существовало. Каждое воскресенье следователи садились каждый в свой ( личный или взятый в организациях) автомобиль и объезжали «подшефные» колхозы, где набивали багажники машин мясом, маслом, крупой, овощами и фруктами. Денег не платили. Председатели колхозов шли на это, опасаясь будущих проверок и последующих за ними неприятностей в случае отказа доблестным офицерам милиции.

У каждого следователя в производстве было по 15-20 уголовных дел в месяц, и, конечно, ни о каком качестве расследования и речи быть не могло. Зачастую дела лепились кое-как. Лишь бы прошло в суде. Лишь бы не вернули на дополнительное расследование.

Следующий месяц практики в суде того же Корабельного района Марк провел относительно спокойно. Читал дела. Присутствовал на судебных заседаниях по уголовным и гражданским делам. Помогал секретарям судебных заседаний.

Свободного времени была уйма, и он пристрастился к рыбалке на Днепро-Бугском лимане. На лодочной станции его знали как «прокурора» и без вопросов давали небольшую лодку с веслами на пару часов. Недалеко от берега Марк таскал по 40 штук мясистых бычков, которых потом Пашина мама жарила на подсолнечном масле, и это было объеденье.

Последний месяц его стажировка проходила в прокуратуре Центрального района Николаева в самом центре города. А после этого Марк вернулся в институт.

Именно в это время прошло общественное распределение, по которому он должен был после окончания института ехать работать в прокуратуру Полтавской области. Но после трех месяцев стажировки Марк понял, что ни в каких государственных правоохранительных органах  работать не сможет и не хочет.

Насмотревшись на творящуюся несправедливость, царившую в милиции, прокуратуре и судах, приводящую к тому, что людей (зачастую невинных) система выдёргивала из нормальной повседневной жизни, швыряя, как поленья, в горнило тюрем и зон, Марк видел себя юристом только в одной ипостаси: ЗАЩИТНИКА. Поэтому попросил профессоров, у которых уже успел завоевать авторитет и с которыми подружился, помочь ему попасть в адвокатуру.

К ректору отправилась целая делегация, и, несмотря на то, что в тот год в адвокатуру не было ни одного места, ректор запросил Министерство выделить два места сверх плана: для Марка  и для племянника министра юстиции. Очевидно, желание родственника министра и сыграло решающую роль. Места в адвокатуру выделили. В Волынскую область в Западной Украине.

 

Практика в Луцке

В феврале 1975 года Марк отправился на месячную практику уже по выбранной специальности – в коллегию адвокатов Волынской области в город Луцк.

Западная Украина, где он никогда не был, и Северо-восточная,

где родился, это, как говорят в Одессе, две большие разницы. И Марк почувствовал это в первый же день. Поездом из Харькова доехал до Львова, и там сел в автобус, идущий до Луцка. Рядом свободное место. Входит прилично одетый мужчина лет сорока в длинном пальто и, обращаясь к нему на украинском языке, вежливо спрашивает:

—   Пан  дозволыть сiсты?

Всего три слова. Но Марк НИКОГДА БЫ НЕ УСЛЫШАЛ ИХ В ПОДОБНОЙ СИТУАЦИИ в Дубнах, Харькове или Николаеве. Никогда. Ни «пан», ни

«  разрешите присесть?». Вошедший бы просто молча шлепнулся на свободное место и всё. А Львов, и Волынская область до 1939 года входили в состав Польши. Другая культура. Другой стиль общения.

Холодным ветренным серым февральским днем Марк прибыл в Луцк, и сразу пошел представиться в коллегию адвокатов, располагавшуюся в небольшом одноэтажном здании. Мрачного вида пожилой председатель коллегии, прочитав направление из института, фыркнул:

—    Чем они там думают? Тут у своих адвокатов работы нет, а они еще с Востока шлют. Ладно, ищите жильё – у нас это не просто —  и завтра к 9-ти утра приходите сюда. – Сказал, как захлопнул ворота.

«  Вот тебе и западная культура! На помощь расчитывать не приходится. Даже элементарного гостеприимства не проявили к приезжему студенту. У нас бы такого не случилось: уж с жильём бы точно помогли,»- с обидой подумал Марк, выйдя на заснеженную улицу и не имея ни малейшего понятия, где искать квартиру.

Делать было нечего, он стал стучаться в каждый частный дом, из каких в основном и состоял Луцк, все больше удаляясь от места своей будущей практики. И везде получал отказ.

Час за часом он топал по нечищенным городским улицам, утопая в грязном февральском снегу, говорил исключительно на украинской «мове», постепенно перенимая местный певучий стиль разговора.  Бесполезно, везде отказ.

Стемнело. Замерз. Еле передвигал ноги от усталости и голода. Где переночевать? Что делать?  В гостиницах  мест нет. Да и денег впритирочку. Остается один вариант: вернуться в коллегию и уговорить сторожа пустить переночевать хотя бы на стульях в теплом коридоре.

Недалеко от  здания коллегии видит трехэтажный одноподъездный очень симпатичный белый с розовым домик. По инерции и от невозможности больше мёрзнуть заходит в подъезд, поднимается на 2-й этаж и наугад звонит в одну из двух квартир на этаже. Сил больше нет, ног не чувствует, и он опускается прямо на резиновый коврик перед дверью.   Через минуту она открывается, и миловидная небольшого роста пухленькая синеглазая брюнетка лет тридцати в коротеньком домашнем халатике широко раскрытыми глазами смотрит на нормально одетого парня с чемоданом, сидящим у её двери.

—   Простите, пожалуйста! – стуча зубами от холода, начинает Марк, — я студент, прибывший в Луцк только на один месяц на адвокатскую практику.  Мне негде жить. Я обошел весь ваш город, но везде получил отказ. Ваш дом последний перед коллегией адвокатов. Если и вы мне откажете, я буду жить тут, на лестничной клетке, у ваших дверей. И вам придётся каждый день ходить мимо меня, живущего рядом с вами на холодном и грязном цементном полу. Больше мне идти некуда.

То ли его убитый и комичный вид, то ли что-то другое заставило женщину улыбнуться и неуверенно произнести:

—  Вообще-то мы не планировали брать квартирантов, но если уж такое безвыходное положение – заходите.

« Господи! Ты есть на свете…», — подумал Марк, задохнувшись теплом огромной четырехкомнатной квартиры.

Как выяснилось из первой беседы, у хозяев, Леси и Саши, четыре года назад родилась тройня девочек. Их показали по телевизору после чего и предоставили эту квартиру в доме обкома партии, элитном доме. Леся – местная, волынская, медсестра. Саша – из Донецкой области, радио и теле мастер. В зале, где на диванчике и поселили Марка, стояли штук десять неисправных телевизоров, которые Саша в свободное от основной работы время постепенно ремонтировал.  Жили не бедно, притом что пять дней в неделю дети проводили в элитном интернате, а на выходные приходили домой.

Договорились, что Марк заплатит им 20 рублей за прожитый месяц. Но с деньгами у него было туго. Из 55-ти  рублей, оставшихся от стипендии, двадцать – за квартиру, 10 – на обратный билет домой.  А в  25 рублей он должен был уложиться с питанием на 30 дней. На следующий день побежал завтракать в столовую, купил булочку и чай. В обед – гороховый суп и кусочек хлеба. На ужин – кефир и булка. В рубль уложился, хотя есть хотелось в течение всего дня.

В коллегии засиделся допоздна. Изучал несколько уголовных и гражданских дел, а затем писал своё заключение.

Часов в десять вечера вернулся на квартиру. Саши не было – ушел в ночную смену. ПостелНа диванчике в зале уже было постелено. Марк разделся, лёг и только выключил свет, как в комнату вошла Леся. В коротенькой ночной рубашке. Присела к нему на край дивана, обнажив стройные ножки почти до трусиков.

Это было так неожиданно, что Марк совсем растерялся. «Оппа-на! И что я должен делать? Хотя понятно что.  А если я не соглашусь, то завтра снова окажусь на улиц?.» — заволновался он.

Леся заговорила и… два часа он терпеливо выслушивал её исповедь.

О родителях – известных в городе врачах, о брате — главном инженере автозавода. О том, как много у неё было видных женихов, а выбрала почему-то москаля-работягу Сашу. И еще: как вся их семья страдает из-за его происхождения с востока Украины. Привела сто примеров из этой серии.

Марк понял, что, несмотря на семью и подруг, Леся ощущала себя глубоко одинокой, не имеющей возможности поговорить  о наболевшем.

Ей не нужны были его ласки, не нужны были советы. Ей нужно было его сочувствие. Ей нужно было чтобы он слушал. Марк так и делал, ни разу не перебив её и не задав ни одного вопроса. Только поддакивал и кивал.

Выговорившись, Леся пожелала спокойной ночи и ушла к себе. На следующее утро его ждал роскошный завтрак. Никакие отговорки не принимались, и на практику Марк ушел наевшись так, что можно было уже и не обедать.

Вечером, вернувшись полуголодным домой, Леси не обнаружил. Теперь она ушла дежурить в больницу в третью смену. Зато за столом у огромной сковородки с яичницей и жареной картошкой с грибами, один вид которых мгновенно наполнял рот слюной, восседал белобрысый Саша, ласково поглаживая литровую бутыль самогона.

—   А ты, МаркО, как раз вовремя. Прошу к столу. Выпьем и закусим, чем Бог послал.

И до 12-ти часов ночи, выпивая и закусывая, Марк слушал теперь уже исповедь Александра. По сути она была похожа на рассказ Леси только с его колокольни: жители западной Украины ни в какую не принимали Сашу из-за того, что он был с юго-востока Украины. Ни на работе, где даже малейшее повышение ему не светило, ни в семье, имея ввиду родичей жены.  Он любил её, обожал тройняшек, но жизни не было. И выхода не было.

И Леся и Саша были почти на десять лет старше Марка, но магическое слово «адвокат» действовало на них как гипноз. Ведь почти каждый вечер, когда кто-нибудь из них отсуствовал, другой за ужином продолжал изливать ему душу.  Когда они были дома вместе, все ужинали, как одна семья. Потом Марк брал в руки гитару и они пели задушевные украинские песни, которые одинаково пелись и в восточной, и в западной Украине.

Марк полюбил и с удовольствием возился с их тремя прелестными девочками, когда они приходили домой на выходные. Месяц практики заканчивался, и Саша с Лесей уговаривали его после окончания института возвращаться на работу в Луцк.  Даже обещали подарить телевизор – огромное по тем временам богатство! Пришлось честно сказать, что это невозможно, потому что у него намечается семья, а квартиры в Луцке – нет, и не обещают. Да и работы здесь немного, народ более послушный, помнит еще строгие польские порядки.

Взять деньги за квартиру они категорически отказались.  Расставались родными людьми. Марку даже показалось, что его присутствие за эти 30 дней сделало их личные отношения теплее.

— Рубин, на выход! Без вещей! — ненавидимый громогласный ЛЯЗГ тюремной двери и вызов на допрос заставили сердце заколотиться ударами гонга.  Допрос был коротким и касался нескольких проведенных  Марком  ранее уголовных дел, которые ещё до их рассмотрения в суде попали в телевизионные обзоры и которые удалось выиграть, погасив созданный прессой ажиотаж.

Марк понял: Верноруб надеется найти еще что-нибудь, компрометирующее его. Ведь чем больше преступлений на него повесят, тем верней, что дело в суде закончится обвинительным приговором.

 

Наседка

Со временем он стал замечать, что сокамерник Николай время от времени пытается очень ненавязчиво, как бы между прочим, выведать, чем же Марк занимался на воле и за что попал сюда.

Наученный предательством Любы, он старался дипломатично уходить от прямых ответов, переводя разговор на другие темы. Обычно они выставляли мусор из камеры по очереди: день — Марк, день — Николай. Но иногда Николай хватал выносить мусорное ведро вне очереди, выходя в коридор и оставаясь наедине с надзирателем. И в этот день его обязательно вызывали якобы «на допрос к следователю». Возвращаясь с «допросов» он долго лежал, уставясь в потолок.

Прошло недели три, и однажды Николай вернулся с очередного допроса с лицом чёрным от горя. Несколько часов как всегда он пролежал молча, а потом вдруг сел и попросил его выслушать.

—  Марк, я знаю, кто ты. Я знаю, что ты адвокат и за что сидишь.  Дело в том, что меня привезли сюда из колонии, чтоб я пахал «наседкой», помогая оперативникам и следователям раскрывать неизвестные им преступления тех, кто попадает сюда. Таких как ты. Почему я решил признаться тебе  первому за два года моего пребывания здесь?  Во-первых, я так и не «расколол» тебя. Но это не главное. Главное, что согласился я на эту чертову «работу», потому, что мне обещали помиловку.  Я ведь раскрыл им несколько убийств, не считая разбоев и краж. Но сегодня мне показали отказ. Понимаешь, пришёл отказ на мою помиловку. А ведь я ждал и надеялся целый год. Тюремное начальство обещало поддержать, но, видно, «кинуло» меня. Будь другом, я дам тебе свой приговор и всю нужную информацию. Напиши мне настоящую помиловку, или как там она у вас называется, такую, чтоб за душу тронула. А я передам её жене. Сделаешь?

— Допустим, я напишу ходатайство о помиловании. Но как ты передашь

документ ? – удививлся Марк.

— Мне разрешают свидание на одни сутки каждые три месяца. Так что это не проблема. Ты только напиши «пожальчей»!

—  Ладно. Попробую. Могу дать один совет. Пусть твоя жена возьмёт детей и запишется на приём к депутату Верховного Совета по вашему округу. И на этом приёме постарается уговорить его поддержать ходатайство о помиловании. Если повезёт, то считай, что ты уже на воле.

—   Понял. Запомню.

Пообещав написать «прошение», Марк принялся за изучение документов и приговора, которые Николай ему передал. А затем засел за сочинение самого ходатайства о помиловании на имя Верховного Совета Украинской ССР.  И чем больше углублялся в эту работу, тем больше и больше она увлекала его. Увлекал процесс творчества, превращавший набор сухих юридических терминов  в увлекательную драматическую историю отрывка человеческой жизни с трагическим финалом – 8 лет лишения свободы. А затем как звенья цепи, нанизываемые одно на другое, Марк доставал и выкладывал факты и обстоятельства, позволяющие проявить сострадание: учесть то, что Николай признался и раскаялся,  что сейчас он с риском для жизни помогает органам, уже отбыл более половины срока наказания, дома его ждёт не дождётся старенькая больная мать – ветеран войны, жестоко страдают жена и детки — и вынести решение о помиловании.

Не заметил, как наступила ночь. Николай уже тихонько похрапывал, отвернувшись к стене. Марк  тоже улёгся, но сон не шёл. Ещё и ещё раз читал написанное ходатайство, правил то фразу, то слово. Получилось неплохо. «Жальчей», как говорил Николай, не придумаешь.

«Вот бы выиграть и это дело! Выиграть прямо из тюремной камеры. Такого у меня еще не было. Зато сколько было других, необычных и сложных дел…» — мысли плавно перетекли в воспоминания  о  коротком, но  ярком периоде судебных сражений. Где  оружием защитника, сражавшегося с  системой государственного обвинения, были только его интеллект, знания и желание во что бы то ни стало помочь своему подзащитному.

(Продолжение следует)